289 
Алиса придвинула к себе лист бумаги: «Макарова можно отлично сместить — он не за нас… Распутин умоляет, чтобы скорее сместили Макарова, и я вполне с ним согласна». Алиса рекомендовала мужу подумать над кандидатурой Добровольского, за которого Симанович ручается, как за себя; на это царь отвечал, что Добровольского знает — это вор и взяточник, каких еще поискать надо.
— Ах, господи! — волновалась царица, — Когда это было, а сейчас Добровольский живет на одном подаянии. Вор и взяточник? Но, помилуйте, фамилия Добровольских очень распространенная… Может, вор и взяточник его однофамилец?
Царь проверил и отвечал — нет, это тот самый!
Положение осложнялось. Распутин негодовал:
— Ну и жистя настала! Хотел в Покровское съездить, так не могу — дела держут. Пока Сухомлинова, Митьку да Ваньку из-за решетки не вытяну, домой не поеду… Буду страдать!
Из Ставки вернулся в столицу Штюрмер и не обнаружил начальника своей канцелярии. Лидочка Никитина сказала:
— Закоптел Ванечка… увели его мыться.
— Кто посмел?
— Старый Хвостов указал, а Макаров схватил… Штюрмер срочно смотался обратно в Ставку, вернулся радостный, сразу же позвонил А.А.Хвостовудяде.
— Вы имели удовольствие арестовать моего любимого и незаменимого чиновника — Манасевича-Мануйлова, а теперь я имею удовольствие довести до вас мнение его величества, что вы больше не министр внутренних дел… Ну, что скажете? Телефон долго молчал. Потом донес вздох Хвостова:
— Да тут, знаете, двух мнений быть не может. Я верный слуга его величества, и если мне говорят «убирайся», я не спорю, надеваю пальто, говорю «до свиданья», и меня больше нету…
Потом Штюрмер позвонил на квартиру Протопопова.
— Александр Дмитрич, я имел с государем приятную беседу о вас…
Подтянитесь, приготовьтесь. Вас ждут великие дела! — В ответ — молчание.
— Алло, алло! — взывал Штюрмер.
Трубку переняла жена Протопопова.
— Извините, он упал в обморок. Что вы ему сказали.
— Я хотел только сказать, что он — эмвэдэ!
— С моим мужем нельзя так шутить.
— Мадам, такими вещами не шутят… Манасевич-Мануйлов на суде тоже не шутил.
— У кого в жизни не бывало ошибок? — защищался он. — Меня обрисовали здесь хищником и злодеем. Но моя жизнь сложилась так, что, служа охранке, я больше всех и страдал от этой охранки…
Суд присяжных заседателей признал его виновным по всем пунктам обвинения, в результате — получи, дорогой, полтора года арестантских работ и не обижайся. Ванечка зажмурил и второй глаз, симулировал «удар». Из суда его вынесли санитары на носилках… «На деле Мануйлова, — диктовала царица в Ставку, — прошу тебя надписать ПРЕКРАТИТЬ ДЕЛО…» Вырубовой она сказала:
— Просто я не хочу неприятных разговоров в Петрограде, о нас и так уже много разной чепухи болтают в народе…..Манасевича-Мануйлова освободит Протопопов!
* * *
Из показаний Протопопова: «Распутин, которого я видел у Бадмаева, сказал, что его „за меня благодарили“… все дело случая отношений моих к Бадмаеву и Распутина к нему же, а затем к Курлову и ко мне. В это же время я услышал от Распутина фамилию Добровольского как министра юстиции. Вскоре я уехал в Москву и в деревню; приблизительно через недели три, около 1 сентября 1916 года, получил депешу от Курлова: „Приезжай скорее“.
Курлов сам и встречал Протопопова на вокзале.
— Венерикам всегда везет — езжай в Ставку.
— Паша, я боюсь… Мне так страшно!
— Не валяй дурака, — отвечал Курлов.
В вокзальном буфете октябрист взял стаканчик сметаны и булочку с кремом. Подле него сидел с унылым носом «король русского фельетона» Власий Дорошевич, похмелявший свое естество шипучими водами; он сравнил Протопопова с бильярдным шаром:
— Сейчас вас загонят в крайний правый угол.
— Но я никогда и не считал себя левым.
— Тогда все в порядке: вам будет легко помирать… При свидании с царем Протопопов увидел всю Россию у своих ног, и Николай II утвердил его в этом святом убеждении.
— Я вручаю вам свою царскую власть — эмвэдэ!
Правительство давно мучили кошмары «хвосто-длинные очереди (хлебные, мучные, мясные, мыльные, керосинные). На первое место вставал продовольственный вопрос, удушавший бюрократство. Протопопов с темы голода все время перескакивал на евреев, но на этот раз царю было не до них — он упрямо гнул свою линию.
— Ваши связи в промышленных кругах, — говорил он, — помогут вам возродить доверие фабрикантов лично ко мне. Я вижу в вашем назначении приятное сочетание внутренней и биржевой политики. А ваша горячность меня растрогала!
289 
