37 
Значит, она была нужна ему? Может быть. Ведь мистер Одли ничего не знал об Уиндемах, ни об истории их рода, ни о холодной настороженности и неприязни, опутывавших весь дом, словно отвратительная липкая паутина. Нелепо было ожидать, что мистер Одли, едва появившись в доме, сумеет тотчас взять штурвал в свои руки. Нет, не так скоро, прежде ему предстояло изучить фарватер.
Грейс зябко обхватила себя руками за плечи, наблюдая, как мужчины спешиваются на подъездной аллее. Было странно и непривычно чувствовать себя кому-то нужной. Томасу нравилось повторять, что Грейс нужна ему, но он лукавил, и оба отлично это сознавали. Герцог всегда мог нанять другую компаньонку, которая сносила бы капризы его бабушки. Сам же Томас не нуждался ни в ком и ни в чем. Он был на редкость замкнутым и вполне довольствовался собственным обществом. Если самоуверенному, надменному герцогу Уиндему и было что-то нужно, то разве что редкие булавочные уколы, от которых звонко лопались мыльные пузыри его тщеславия. Он и сам это знал, что несколько смягчало его невыносимый характер. Томас никогда не заговаривал о подобных вещах, но Грейс хорошо понимала, на чем держится их дружба. Должно быть, скромная компаньонка единственная во всем Линкольншире не кланялась властительному герцогу, не лебезила и не расшаркивалась перед ним, стараясь польстить.
И все же он не нуждался в ней.
Грейс услышала шум шагов в холле и резко обернулась. Неподвижная, оцепеневшая, она ждала, когда герцогиня прикажет ей удалиться. Выжидающе глядя на старуху, она слегка подняла брови, словно бросая вызов, но госпожа решительно не обращала внимания на компаньонку.
Томас первым вошел в комнату.
— Уиндем, — отрывисто бросила герцогиня. Она никогда не обращалась к внуку по имени, предпочитая титул.
Томас сухо кивнул.
— Я приказал отнести вещи мистера Одли в синюю шелковую спальню.
Грейс бросила осторожный взгляд на старуху, ожидая ее ответа. Синяя шелковая спальня была одной из гостевых комнат. Довольно красивая и нарядная, она не принадлежала к числу лучших комнат в замке, не выделяясь ни размерами, ни пышностью, однако располагалась недалеко от покоев самой герцогини.
— Превосходный выбор, — одобрила старуха. — Однако повторяю: не называй его мистером Одли в моем присутствии. Я не знаю этих Одли и знать не хочу.
— Не думаю, что и им захотелось бы свести знакомство с вами, — парировал ее выпад мистер Одли, входя в комнату вслед за Томасом.
Герцогиня высокомерно воздела брови, будто желая подчеркнуть свое превосходство.
— Мэри Одли — сестра моей покойной матери, — продолжил Джек. — Она и ее муж, Уильям Одли, взяли меня к себе новорожденным младенцем. Они воспитали меня как собственного сына и, уступив моей просьбе, дали мне свое имя. Я не собираюсь от него отказываться. — Он холодно взглянул на герцогиню, ожидая, поднимет ли она брошенную перчатку. Однако, к удивлению Грейс, старуха промолчала. Тогда он повернулся к Грейс и отвесил учтивый поклон. — Вы можете обращаться ко мне «мистер Одли», мисс Эверсли.
Грейс присела в реверансе. Возможно, подобный жест не был предписан правилами этикета — статус мистера Одли оставался пока расплывчатым и неясным, — но этого требовала простая вежливость. В конце концов, джентльмен ведь поклонился.
Грейс покосилась на герцогиню, хмуро сверлившую ее взглядом, а затем на Томаса — тот весело усмехался, не скрывая при этом раздражения и досады (совершенно непонятно, как ему это удавалось).
— Ее светлость не может рассчитать вас за то, что вы называете мистера Одли его официальным именем, — заявил он с обычным легким оттенком нетерпения в голосе. — А если она это сделает, то я отправлю ее куда подальше, а вам назначу пожизненное содержание.
Мистер Одли посмотрел на Томаса с удивлением и явным одобрением, после чего повернулся к Грейс.
— Звучит заманчиво, — улыбаясь, прошептал он. — И насколько же далеко можно ее отослать?
— Я подумываю о том, чтобы расширить свои владения, — отозвался Томас. — Внешние Гебридские острова чудо как хороши в это время года.
— Ты просто жалок, — прошипела герцогиня.
— И чего ради я ее терплю? — громко посетовал Томас. Размашистым шагом он подошел к буфету и налил себе выпить.
— Ее светлость — ваша бабушка, — строго напомнила Грейс, пытаясь призвать мужчин к благоразумию.
— Ах да, родная кровь, — вздохнул Томас. — Говорят, она гуще, чем вода. Какая жалость. — Он смерил взглядом новоявленного кузена. — Вы вскоре поймете, что я имею в виду.
37 
