93 
* * *
- И очертанья Фауста вдали
- Как города, где много черных башен,
- И колоколен с гулкими часами,
- И полночей, наполненных грозою,
- И старичков с негётевской судьбою,
- Шарманщиков, менял и букинистов,
- Кто вызвал черта, кто с ним вел торговлю
- И обманул его, а нам в наследство
- Оставил эту сделку…
- И выли трубы, зазывая смерть,
- Пред смертию смычки благоговели,
- Когда какой-то странный инструмент
- Предупредил, и женский голос сразу
- Ответствовал, и я тогда проснулась.
* * *
- Блажен, кто посетил сей мир
- В его минуты роковые.
Н.А.О.
- Меня, как реку,
- Суровая эпоха повернула.
- Мне подменили жизнь. В другое русло,
- Мимо другого потекла она,
- И я своих не знаю берегов.
- О, как я много зрелищ пропустила,
- И занавес вздымался без меня
- И так же падал. Сколько я друзей
- Своих ни разу в жизни не встречала,
- И сколько очертаний городов
- Из глаз моих могли бы вызвать слезы,
- А я один на свете город знаю
- И ощупью его во сне найду.
- И сколько я стихов не написала,
- И тайный хор их бродит вкруг меня
- И, может быть, еще когда-нибудь
- Меня задушит…
- Мне ведомы начала и концы,
- И жизнь после конца, и что-то,
- О чем теперь не надо вспоминать.
- И женщина какая-то мое
- Единственное место заняла,
- Мое законнейшее имя носит,
- Оставивши мне кличку, из которой
- Я сделала, пожалуй, все, что можно.
- Я не в свою, увы, могилу лягу.
- Но иногда весенний шалый ветер,
- Иль сочетанье слов в случайной книге,
- Или улыбка чья-то вдруг потянут
- Меня в несостоявшуюся жизнь.
- В таком году произошло бы то-то,
- А в этом – это: ездить, видеть, думать,
- И вспоминать, и в новую любовь
- Входить, как в зеркало, с тупым сознаньем
- Измены и еще вчера не бывшей
- Морщинкой
- …
- Но если бы оттуда-то взглянула
- Я на свою теперешнюю жизнь,
- Узнала бы я зависть наконец.
* * *
- Кого когда-то называли люди
- Царем в насмешку, Богом в самом деле,
- Кто был убит – и чье орудье пытки
- Согрето теплотой моей груди…
- Вкусили смерть свидетели Христовы,
- И сплетницы-старухи, и солдаты,
- И прокуратор Рима – все прошли
- Там, где когда-то возвышалась арка,
- Где море билось, где чернел утес, —
- Их выпили в вине, вдохнули с пылью жаркой
- И с запахом священных роз.
- Ржавеет золото, и истлевает сталь,
- Крошится мрамор – к смерти всё готово.
- Всего прочнее на земле печаль
- И долговечней – царственное Слово.
В первые послевоенные годы Ахматова много выступала. И с невероятным успехом – и в Ленинграде, и в Москве. И снова стала писать: за год – более 20 стихотворений! И это при активной работе над продолжающейся, не отпускающей от себя «Поэмой без героя». Она до того расхрабрилась, что позволила себе не испугаться, когда к ней в Фонтанный Дом заявился, чтобы взять интервью, сотрудник британского посольства, по образованию ученый-славист И. Берлин. Выходец из России, мистер Берлин свободно говорил по-русски, в истории российской словесности чувствовал себя как рыба в воде, кое-что знал и о молодом романе Анны Андреевны с Борисом Анрепом. Все это, вместе взятое, сильно подействовало на Анну Андреевну. Особенно взволновало то, что заморский гость появился в Фонтанном Доме нежданно-негаданно и, как и было предсказано самым строем поэмы канунов и сочельников, под Рождество, за что и был «вставлен»– в ее текст в роли гостя из будущего. Почтенный славист, когда до него дошла «Поэма без героя», был крайне смущен. Будучи младше Анны Андреевны на целых двадцать лет, он не мог и подумать, что его сугубо карьерный визит будет воспринят почтенной седой русской дамой столь эмоционально. А между тем мистер Берлин и впрямь появился в сталинской России 1946 года в роли гостя из будущего – пришельца из тех времен, когда творчество госпожи Ахматовой станет излюбленной диссертационной темой славистов всего мира, и они, дружной когортой, будут смертно завидовать И. Берлину.
* * *
- И увидел месяц лукавый,
- Притаившийся у ворот,
- Как свою посмертную славу
- Я меняла на вечер тот.
- Теперь меня позабудут,
- И книги сгниют в шкафу.
- Ахматовской звать не будут
- Ни улицу, ни строфу.
93 
