– Сядь, – шепнул он ей, – найди в сумке шоколадку и съешь кусок. Там есть одна плитка, я положил.
Ада не стала возражать, потому что в голове неприятно шумело и видела она все расплывчато. Что же с нею происходит?
А Джек тем временем уже подошел к женщине и стал что-то объяснять той, указывая руками то на здание усадьбы, то на медленно жующую шоколадку Аду. Женщина кивала, а затем, выглянув из-за спины парня, махнула Аде рукой:
– Вы тут погодите минуточку! Я сейчас вернусь!
– Что ты ей сказал? – полюбопытствовала Ада, когда Джек вернулся к ней.
– То, что есть. Что ты когда-то воспитывалась в этом интернате и что сейчас ищешь кого-то из бывшего персонала, чтобы решить один важный вопрос. Нам повезло: мать этой женщины когда-то работала тут и, возможно, могла тебя знать. Интернат уже лет пять как не существует, расформировали. Усадьба стоит в запустении из-за отсутствия финансирования. Местные хлопочут о том, чтобы добиться охраны усадьбы как памятника культуры. И своими силами поддерживают здания в более-менее приличном виде. Эта женщина, Ирина, одна из этих неравнодушных людей.
– Ну, все, я готова! – появилась женщина уже без ноши и вытерла руки о джинсы. – Мы тут потихонечку все отмываем с подружками. Вот, приносила кое-что для уборки. Так как, идем? Моя мама, думаю, сможет вам помочь. Она работала тут до закрытия интерната. У нас это вообще семейное – работать в усадьбе. Даже еще моя прабабка тут трудилась.
– Погодите… – резко остановилась, будто налетела на стену, Ада. – Вашу маму случайно не Нюрой зовут?
– Нюрой, а как же еще! – обрадовалась Ирина.
– Ой… Не знаю, вспомнит ли она меня, но я ее очень хорошо помню!
По дороге Ирина рассказала, что бабка Нюры, Ульяна, трудилась у самих господ. И была не просто служанкой, кухаркой или посудомойкой, как думала когда-то Ада, а кормилицей дочери хозяина.
– Ой, она столько историй знала! Моя мать любит их пересказывать. Только где уж правда, а где вымысел – и сама не знает.
Возвращаться пришлось вновь за линию, в поселок. Но идти было интересно: Ирина оказалась разговорчивой, как и ее мать, и рассказывала всю дорогу о себе, семье, самой Нюре и немного об усадьбе, в частности, о том, как местные жители пытаются сохранить памятник архитектуры своими силами и пишут во все инстанции письма в надежде на финансирование. Сама Ирина проживала с семьей – мужем, дочкой-подростком и матерью – в небольшой двухкомнатной квартире.
– В тесноте, да не в обиде, – оптимистично заключила она.
Аде понравилась эта бойкая, живая женщина. Слушала она ее с интересом.
Нюра гостям обрадовалась: она обожала слушателей. А тут выдалась такая редкая теперь для нее возможность – поговорить. И Аду она тоже вспомнила. Всплеснула руками и кинулась обнимать, будто родную дочку.
– А выросла-то как! Ой, а я тебя совсем вот такой помню, – отмерила она ладонью у своей груди. – Вроде и тихуша была, а такая – в обиду себя не даст. Замечательная девочка! Нравилась ты мне.
Сама Нюра за эти годы сильно сдала: встретив случайно на улице, Ада ни за что не признала бы в этой старухе с горбом ту подвижную языкастую Нюру, которая гоняла шваброй мальчишек за испачканный пол, грозила девчонкам веником за наклеенные на стены плакаты звезд и сама же бойко взбиралась на стремянку, чтобы оттереть с потолка следы от мяча, которым забавлялись пацаны в коридоре.
Об истории, случившейся тогда с Адой, Нюра, конечно, знала. Но не больше самой девушки. Правда, припомнила, что директрисе та трагедия грозила большими неприятностями, она куда-то ездила, суетилась, звонила и всем в интернате, даже воспитателям, строго-настрого запретила обсуждать происшедшее.
– Будто скрывала чего. Да еще, кажись, деньги куда-то возила, кому-то давала, – вымолвила Нюра, задумчиво пожевав губами. – А ты так и не вспомнила, как померла та девочка?
– Нет.
Разговор прервала вошедшая в комнату со скатертью в руках Ирина.
– Айда обедать! Я борща с вечера наварила такого вкуснющего! За обедом и покалякаете обо всем.
Ни Ада, ни ее спутник отказываться от приглашения не стали. За накрытый стол сели вчетвером: муж Ирины работал, дочка после школы гостила у подруги. Угощение было скромным, но очень вкусным: домашний густой борщ, такой ароматный, что от его аппетитного запаха даже кружилась голова. Домашняя сметана. Соленые грибочки с луком в пиале, залитые маслом пополам с рассолом. Маринованные пупырчатые огурчики. Деревенский пышный хлеб. И на второе вареная картошка с зеленью и маслом.