177 
— Что вы имеете в виду? Какие вещи?
— Я не могу… я не могу говорить за Джейка. Люби его, Сэмми. Ты у него в сердце, ты у него в душе. Ты там с того дня, когда он вытащил из тебя первые слова. Что может быть крепче этой связи — если мужчина, который видит человека насквозь, любит кого-то так, как Джейк любит тебя?
— Он вернулся в дом, Клара, но он не сказал, что любит меня. Мне нужно, чтобы он сам сказал мне это.
— Слова — они как глазурь на пирожном, — с неуместной игривостью вмешался Джо.
— Раньше он не испытывал с этим затруднений.
— Ты отдала ему старый рубин? — вдруг пристально посмотрела на нее Клара.
Сэмми почувствовала, как кровь отлила от ее лица. Ее сомнения, ее вопросы наконец нашли свое воплощение. Их символом стал этот камень, причина страшной вражды между Рейнкроу и ее теткой. Что может сказать ему этот камень? Что будет с их жизнью, если он снова в ней появится?
— Ты отдала его? — сурово переспросила Клара.
—Нет.
— Хорошо. Не отдавай. Никогда не отдавай.
Сэмми вспоминала, какими путями шли они друг к другу. Как он спас ее от удушья в захлопнувшемся сундуке. Как он нашел их с Шарлоттой в лесу, когда они сбежали от тети Алекс. И вдруг поняла, как он выследил Малькольма Друри.
Она представила себе Джейка в тюрьме. Только в нее верил он тогда, впечатывая клятву в свою кожу. Только на нее он надеялся. Она дождется его и откроет перед ним все двери. Будет ждать хоть до бесконечности. И сохранит для него рубин.
И только один вопрос не давал ей покоя, но она боялась его задать.
Если он может найти все, что хочет, что же мешает ему обнаружить рубин, который она закопала рядом с бабушкиным источником.
* * *
Тим посмотрел на Александру и с гримасой презрения смешал листки с заметками журналиста небрежным жестом одной руки.
— Чего ты от меня хочешь? Извинений? Но я играл по правилам, которым научился, глядя на вас. Прошу прощения, что я не блестяще играю. Но это единственное, за что я прошу прощения.
— Кажется, ты забыл, — тихо сказала Александра, — что заварил всю эту кашу все-таки ты. И в первую очередь я беспокоюсь о твоих затруднениях.
— Вот уж нет, мамочка. Когда я был маленький, ты бы, если бы могла, охотно продала меня, и незадорого, как недоразвитого жеребенка. Не сомневаюсь, что и сейчас ничего не изменилось.
— О, я тебя умоляю. Ты что, всю жизнь намерен объяснять свои идиотские демарши воображаемыми страданиями, которые якобы перенес в детстве?
— А разве ты не хотела бы воспитывать вместо меня твою обожаемую Саманту?
— Как у тебя только язык повернулся? — патетически воскликнула Александра. — Ты — мой сын. Я всю жизнь пыталась защитить тебя от себя самого. Я предоставила тебе возможности, какие были у редких детей.
— Моя фамилия Вандервеер. Для всех, кто меня окружал, только это имело значение. А это имя дала мне не ты. Наоборот, ты погубила единственного человека, который меня действительно любил. Вы с Оррином отняли у меня счастье быть любимым.
— Это самое смехотворное обвинение, которое ты можешь выдвинуть против меня. К тому же оно не имеет ничего общего с предметом разговора.
— Имеет. Я больше не собираюсь тебе ничего доказывать и объяснять, И мне наплевать, кто и что обо мне знает, — а также о тебе и об Оррине.
— Пока у тебя это не пройдет, изволь не мешать мне и держи рот на замке.
— Не обо мне сейчас надо беспокоиться. — На его губах заиграла язвительная улыбка. — Я заезжал к Гвен. Ты знаешь, я относился к ней так, как ты всегда относилась ко мне. Я считал, что эта странная смесь любви и ужаса, которую я ей внушаю, навсегда удержит ее в моей власти. Но я ее недооценил. Как и ты всегда недооценивала меня.
— Ты хочешь сказать, что это Гвен пошла в газету и выложила там все это? Ни за что не поверю. Если она не сделала этого в момент развода, то сейчас-то зачем?
— Нет, журналист пришел к ней на дом. Она ужасно испугалась и подтвердила все, что он уже и без того знал, и даже добавила подробностей. — Тим подошел ближе и наклонился к матери. — И когда я об этом услышал, я ощутил странное удовлетворение. Потому что я могу сказать тебе, почему она испугалась настолько, что заговорила. Потому что она решила, что за ней шпионит другая часть нашей семейки. — Голос его упал до зловещего шепота, он приблизил губы к самому уху Александры. — Одна из твоих драгоценных племянниц уже навещала ее. К ней на огонек завернула Шарлотта, причем с Беном Дрейфусом.
177 
