17 
– Эли, быстро подсчитай в уме, сколько будет сто двадцать три умножить на сорок два?
Эли посмотрел на нее и даже не моргнул.
– Пять тысяч сто шестьдесят шесть.
Бровь Сван изогнулась:
– Верно.
Я чуть не свалилась с моего миниатюрного офисного кресла. Он просто блестяще ответил! Сван снова подсчитала что-то на калькуляторе.
– Теперь раздели восемьсот девяносто пять на восемьдесят два.
– Десять, запятая, девяносто один, – тут же отозвался Эли.
Сван задала ему еще с десяток примеров. Эли ни разу не задумался и не ошибся. Сван сложила листки на столе, снова откинулась в кресле и подняла глаза на Джаспера.
– Мистер Уэйд, я хочу, чтобы после занятий в школе Эли работал здесь, в моем офисе. Пусть он научится у мистера Албертса ведению счетов. Разумеется, он еще ребенок, но он – необычный ребенок. Каждый год я оплачиваю обучение в колледже для одного из способных жителей этого города. Если ваш сын докажет, что умен и воспитан, я уверена, что он получит этот грант на образование, когда окончит школу в Бернт-Стенде. Он будет изучать бизнес и бухгалтерию в Университете Дюка в Чепел-Хилл, а затем вернется сюда, чтобы работать в моей компании.
Удивительно! Сначала бабушка разрешила Уэйдам поселиться в нашем Каменном коттежде, потом позволила Джасперу спилить столетние деревья в нашем лесу, а теперь собирается послать Эли в лучший универститет штата! Неужели Сван признала его благородство?
Джаспер Уэйд был слишком поражен услышанным и не нашелся, что сказать. Эли открыл было рот, но тут же закрыл его. Он смотрел куда-то в пространство, а я все пыталась поймать его взгляд, чтобы сказать ему глазами: «Ты особенный, и она это знает, так что демонстрируй счастье!» Он, вероятно, заметил по моему лицу, насколько я возбуждена. Но в его глазах я увидела только гнев и страдание. Эли понял, что теперь будет всю жизнь принадлежать «Компании Хардигри», хочет он того или нет.
– В моей семье никто не учился в колледже, – Медленно произнес его отец.
Сван кивнула:
– Сейчас самое время. У вас появилась редкая возможность изменить жизнь вашей семьи. Для этого можно пойти на любые жертвы.
– Да, мэм. Его мама будет вне себя от радости. Это ее мечта.
– Хорошо. Пусть ее мечты сбудутся.
– Благодарю вас, мэм, благодарю! Он уж постарается.
Джаспер посмотрел на Эли, и на его грубом лице появилось гордое, властное выражение. Его старший ребенок, его единственный сын только что получил возможность зарабатывать на жизнь не руками, а головой. У него появился шанс стать кем-нибудь в этой жизни.
– Что скажешь, сын?
Эли поднял глаза на отца, долго смотрел на него, потом повернулся к моей бабушке. Мне показалось, что его плечи поникли под огромной тяжестью.
– Я все сделаю, мэм, спасибо вам.
Так объявляют о своем поражении. Я вдруг впервые подумала о том, что если в будущем он будет принадлежать мне, то не по своей воле. У меня на глаза навернулись слезы. Печальная победа…
* * *
В тот день я еще долго размышляла о темной стороне богатства и власти. Чтобы получить власть, необходимо что-то отобрать у других людей, контролировать их действия в своих интересах и нести за них ответственность…
Всю эту нерадостную весну я обдумывала свое будущее и вспоминала убитое выражение на лице Эли когда Сван защелкнула на его запястьях наручники! Хардигри. И я приняла решение. Когда я унаследую Хардигри, я отпущу Эли на свободу! А потом выйду за него замуж.
На самом деле замуж выходить я ни за кого не хотела, но решила сделать это ради него. В сущности, мне негде было увидеть супружеское счастье. Брак убил мою мать, Сван, сколько я ее помню, вообще существовала вне брака и была вполне самодостаточной, уравновешенной женщиной – настоящим вызовом брачным устоям. Мой дедушка оставался для меня лысым мужчиной с фотографии, так что, судя по всему, моя мать появилась на свет в результате непорочного зачатия.
Я наблюдала, как непринужденно и легко Сван общается с гостями-мужчинами на званых вечерах, но никогда не видела, чтобы она кого-то целовала. Правда, когда мы бывали в Нью-Йорке, на горизонте периодически возникал итальянский мраморный магнат, и тогда Сван оставляла меня на попечение своей старинной подруги, проводя с ним вечера в городе. Но это было все.
Что же касается семейной жизни Матильды, то она оставалась для меня и Карен загадкой. Матильда жила с внучкой в одном из самых маленьких «домов Эсты», прелестном бунгало в стиле ЗО-х годов из речного камня, отделанного мрамором, на тенистой городской улице недалеко от Марбл-холла. Все знали о том, что Сван подарила Матильде коттедж и пять акров земли вокруг него, когда та была еще молодой девушкой. Чем бы ни был вызван этот щедрый дар – обязанностью бывшего белого хозяина по отношению к бывшим черным рабам или впитанным Сван с детства принципом «происхождение обязывает», – но Матильда в любом случае заслужила этот кусок мраморной крыши над своей головой. Гордость и независимость были присущи ей в такой же степени, что и моей бабушке.
17 
