Капец
Не понимаю юмора в том, что ггерои оба- просто невменяемые, она- тупая, как пробка, но... 
... 
113 
По ночам, когда такие вещи кажутся возможными, я представляю, как эта женщина ходит по мостовой, в лунном свете, а ее ненужное тело лежит в морге: она идет, все еще голодная, все еще жаждущая… такая холодная… и такая сильная, что, если бы захотела, могла бы проходить сквозь стены и двери и преодолевать любые расстояния, и посещать своих убийц в изысканных кошмарах и восторженном безумии. Она сможет придумывать истории об убийствах или рисовать видения преисподней… но за яростью всегда останется это желание и ледяной безысходный голод. Мертвые не прощают.
Эти рассуждения пронизаны логикой — и странной, языческой поэзией. Классическое образование дает о себе знать, хоть в школе я и не проявлял достаточно усердия. Да, я тоже читал Эсхила и знаю, откуда Фанни взяла имена для своих кошек. И зная это, я почти способен поверить… в ангелов, в демонов, в Эриний… в Евменид.
Почти.
Мне ведь надо думать о своей репутации.
Смерть[37]
Эпилог
Рукопись из наследия Генри Пола Честера
Январь 1881 г.
Ангел тьмы беспокойно шевелится, и я смотрю в небо, омытое серым рассветом. Время.
Внезапная паника повергает в дрожь мой несчастный позвоночник. Пол-лица у меня парализовано, но я снова чувствую безжалостный тик, словно какое-то крохотное злобное создание, запертое в моей глазнице, прогрызает себе путь наружу. Последняя карта в нашей игре — Смерть… Я знал это с самого начала, но хотя пустота у меня под ребрами — само облегчение, мозг противится уничтожению, глупая плоть вопит: нет нет нет нет! Веко ночи приподнимается, а под ним — Око Бога с бледно-голубой радужкой, жуткий, насмешливый.
Сказка рассказана, а я не Шехерезада, что ускользает прочь с рассветом. Волки не следуют за мной по пятам. Волк — у меня в голове, свернулся калачиком в пустом черепе, не дремлет…
Он голоден.
Ангел тьмы берет свою косу. Моя последняя мысль будет о Марте, о моем терновом венце, Даме кубков, болиголове и хлорале, ребенке из грез и палаче, колдунье и грошовой шлюхе. Бледный свет падает на кривое лезвие — бери его, Коломбина, возьми мою жизнь, мои слова… Но скажи мне: ты любила, Шехерезада? Хотя бы раз ты любила?
Тишина.
Представьте, как мертвый лист опускается в бездонный колодец. Представьте это на миг.
литературно-художественное изоание
113 
