79 
— Когда я пришла в комнату, хозяйка была еще жива, — упиралась Старицкая.
— А как же ампула?
— Мне же надо было забрать поднос! Как вы не понимаете?
— Понимаем. Значит, вы вернулись в комнату еще раз.
— Да, вернулась. Я увидела, что Нелли… Что она умерла. А под столом валяется пустая ампула. Я сразу поняла, что это та самая.
— Та самая? Что значит, та самая, Ольга Сергеевна?
— Которую я… взяла, а потом ее у меня украли.
— У вас? Украли?
— Ну да.
— Да кто же знал, что у вас есть яд?
— Я как-то сказала… одной женщине. Сказала, что в ящичке моего стола лежит яд.
— Замечательно! Сказали, что в ящичке вашего стола лежит ампула цианистого калия. Это называется просто — подсказали. Ведь с умыслом это было, признайтесь, Ольга Сергеевна?
— Я… Не было никакого умысла.
— Ну-ну, продолжайте.
— Да что вы на меня так смотрите! Не докажите! — Ольга Сергеевна попыталась успокоиться. — Она знала, да. Точно знала. Знала же!
— А зачем же вы уничтожили улику?
— Потому что вы бы все равно узнали, что ампула моя. Она специально это сделала, чтобы меня стали подозревать. Специально отравила Нелли Робертовну цианистым калием. А я раздавила ампулу ногой. Машинально.
Почему же с собой не взяли?
— Вы уже вошли в сад. Я просто испугалась и растерялась. Если бы подумать, поступила бы по другому. Но времени подумать не было. И я сделала глупость.
— Хорошо. Кто же из проживающих в доме женщин знал, что у вас есть яд?
И она назвала имя. Вот теперь и думай: случайное совпадение или не случайное? Сколько же в каждой семье тайн! А может, Старицкая и врет. Один раз зашла, чтобы поставить поднос на стол и цианистый калий в чашку всыпать, второй раз убедиться, что хозяйка выпила кофе и теперь мертва.
Капитан Платошин был расстроен. В этом запутанном деле можно рассчитывать только на признание убийцы, свидетелей-то нет. Следователь тоже это прекрасно понимает: эмоции к делу не пришьешь. Оно рассыплется в суде, словно карточный домик, особенно если адвоката хорошего нанять. А у Старицкой Ольги Сергеевны теперь будут деньги, большие деньги. Немного осталось ждать.
Платошин задержался у стола своего коллеги, потянул за уголок лежащую под листом исписанной бумаги фотографию:
— Это что?
— Дамочка одна заявление написала. Мол, дочь у нее пропала. Уехала в Москву, экзамены сдавать в театральное училище, а через некоторое время ее документы по почте пришли. Вот дамочка и заволновалась. А девица-то, небось, с кавалером на юг укатила. А документики просто потеряла, добрый человек нашел, по почте прислал. А дамочка истерику устроила: ах, моя Майя не такая, ищите! Знаем мы, какие они нынче, молодые девушки! Кто позовет, с тем и улетят на курорт. Какие уж тут экзамены! Девица-то симпатичная, вот и приглянулась какому-нибудь богатенькому Буратино.
— Да, симпатичная, — кивнул Платошин. — Майя говоришь?
— Майя, — коллега пододвинул к себе исписанный лист бумаги. — Майя Николаева, девятнадцати лет. Я так думаю, что протянем недельку-другую, она и объявится. В крайнем случае, через месяц.
— Интересно, очень интересно. А где остановилась ее мать?
— В гостинице. А что?
— Адрес, телефон?
— Да зачем тебе?
— Затем. Я знаю, где сейчас находится эта девятнадцатилетняя особа. Та еще оказалась штучка! На курорт, говоришь? Нет, они сейчас в другие игры играют. Молодые, да ранние.
— Да ну! Адрес? Пожалуйста! Слушай, я рад. Эта мамаша упрямая женщина. Сказала, что будет ночевать на лавочке перед управлением, а? Подайте ей Майю, и все тут!
— Но сначала я следователю Байкину позвоню, обрадую. Надо бы еще раз Старицкую допросить. Странная получается история. Странная и запутанная.
И тут телефон зазвонил сам. Дежурный сообщил:
— Андрей Николаевич? К вам тут гражданин просится.
— Какой гражданин?
— Кувалдин. Сергей Петрович Кувалдин. Говорит, с чистосердечным признанием. Пустить?
— Давай.
Платошин положил трубку, удивленно посмотрел на коллегу:
— Этому-то что надо?
— Кому?
— Кувалде. Как вышел последний раз из тюрьмы, так и затих. Вроде как в отставку вышел. А теперь с чистосердечным признанием. У нас там никого недавно не грабанули?
— Спрашиваешь! Две квартиры вчера обчистили. Да на Кувалду не похоже. Почерк не тот.
— Чего ж он так переполошился?
79 
