«Вот тебе и на, – подумал Серебров, – она обвиняет мужа, а сама поступает точно так, как он. Но если сегодняшние поступки Нестерова можно оправдать меркантильными целями, то ее поведение – это самая элементарная месть».
– Ладно, пойдем, – сказал он, подошел к Станиславе, взял ее за руку и увлек в спальню. Он помог ей раздеться и почувствовал, как возбуждается.
«Да, ты тоже хорош», – подумал он о себе, обнимая Станиславу.
Они рухнули на распростертую кровать как два сильных, срубленных под корень дерева. Их руки переплелись, как ветви, стоны и вздохи наполнили комнату. Станислава была страстна, как никогда, у нее внутри все клокотало, энергия и накопившаяся ярость требовали выхода, и она отдалась чувству всецело.
Она была стервой до мозга костей, опытной, умелой, безобразно-откровенной. А Серебров был как раз тем, кто мог это оценить.
Обессиленные, измотанные, они уснули на рассвете. А утром, уже сидя за столом с чашкой кофе в руках, Станислава стала прежней, такой, какой привык ее знать Серебров.
– Я тебе помогу, – сказал Сергей, – избавиться от мужа и получить кучу денег.
– Что для этого я должна сделать?
– Скажи, где живет режиссер, с которым договаривался твой муж? Ты его визитку на столе в кабинете нашла.
– Я не помню его адрес, я никогда у него не была.
Я знаю лишь телефон, номер скажу.
– Мне больше ничего не надо, – сказал Серебров, – номер вполне устроит.
Получив номер Максима Корытина, Серебров самодовольно улыбнулся.
* * *
Горбатенко проснулся на рассвете, абсолютно не понимая, где он и что с ним случилось. Он с трудом продрал глаза. Незнакомая комната, он абсолютно голый, плед сполз на пол. Горбатенко пошевелился. Руки и ноги хотя с трудом, но слушались.
– Где я? Что со мной? – он принялся вспоминать.
«Мы поехали к Нестерову, пили водку, потом купались. Были женщины, две, одна рыжая, вторая брюнетка. Хорошие девицы».
Горбатенко сел на кровать, осмотрел себя. Его член был в темных пятнах губной помады.
«Черт подери, как хочется пить!»
Горбатенко накинул на плечи плед и двинулся из спальни. Он нашел бутылку минеральной воды, зацепил стол. Бокалы посыпались на пол, один разбился. Кандидат в депутаты старался больше к столу не приближаться, понимая, что может порезать ногу и тогда перепачкает кровью дорогой ковер, огромный, почти во всю гостиную. Он глотал воду, удерживая левой рукой плед, весь растрепанный, помятый. Горбатенко пошатывался, бурчал и глотал теплую минералку.
– Ты бы, может, Игорь Иванович, граммов сто водки выпил, а? – услышал он голос Нестерова и вздрогнул. Нестеров стоял на лестнице, ведущей на второй этаж. Он был в халате, шлепанцах и улыбался. Улыбка показалась Горбатенко издевательской. – Что, плохо? – спросил Нестеров.
– Ничего, у меня так бывает. Первые полчаса плохо, потом все приходит в норму.
– Выпей сто граммов.
– Нет, мне на работу. Который сейчас час?
– Вон часы, в углу. Половина пятого. Видишь, уже рассвело.
Все шторы были задернуты, и сориентироваться, светло на улице или же там ночь, не представлялось возможным.
– Ну как, отдохнул немного?
– О нет, – воскликнул Горбатенко, вытирая пледом мокрый небритый подбородок. – Ужасно! Так плохо мне уже не было давно.
– Девчонки понравились, Игорь Иванович?
– Девчонки? Какие девчонки?
– Мои знакомые.
– Пока не знаю. Кстати, послушай, Виктор Николаевич, они как, здоровы?
– В каком смысле?
– Болезней у них никаких нет?
– Брось, дорогой, какие болезни? Они проверены, хоть в космос отправляй.
– Ты это точно знаешь?
– Перекреститься, что ли?
– Не надо. Если ты говоришь, я верю.
Нестеров спустился, шлепанцем задвинул разбитый бокал под журнальный столик, сел в кресло и покачал шлепанцем.
– Ты, конечно, удивил меня.
– В каком смысле?
– Я не ожидал, что ты такой мужик шустрый.
Двух девчонок обработал. Ты просто какой-то гигант.
– Лучше не напоминай, мне и без них тошно, – руки у Горбатенко дрожали.
– Выпей сто граммов, легче станет.
– А ты будешь, Виктор Николаевич?
– И я соточку выпью. Выпью и пойду спать.
– Правильно, пару часов можно поспать. А ты что, не ложился?
– Почему не ложился, тоже поспал.
Горбатенко дрожащей рукой наполнил бокал до половины водкой, брезгливо глядя на губную помаду на бокалах.
– Откуда они взялись?