и читается легко. 
146 
И не успел толком порадоваться, как услышал голос дедка:
– А теперь завязывай глаза. Видишь, солнце белеет?
***
Доктора мы ждали все утро, но в палату то и дело заходила медсестра – приносила градусники, завтрак, ставила капельницу, потом прибежала с ведром и шваброй, взялась протирать полы. Мой сосед по палате начинал весело сердиться, поскольку в сторону его деревни лесовозы идут только утром и другого транспорта не найти. Я же намеревался уговорить доктора, а если нет, то прикинуться умирающим, чтоб доктор вызвал санборт и отправил в Красновишерск, откуда можно дать телеграмму, например в редакцию журнала, чтоб прислали денег.
Оттуда легче уехать. Мне не хотелось оставаться здесь ни на одну лишнюю минуту, потому что я уже видел роман «Гора Солнца» и мог читать целые страницы, не прилагая никаких усилий и даже не закрывая глаз, так как они забинтованы. Оставалось лишь перенести все из памяти на бумагу.
Я боялся расплескать это состояние, лежал неподвижно и распираемый восхищением, читал! И одновременно все сильнее чувствовал голод, потому что стакан жиденького бульона с сухариком был мне, как слону дробина, а медсестра ничего не хотела больше давать, ссылаясь опять же на доктора, мол, только он знает, какая диета положена дистрофику.
Наблюдательный дедок что-то заметил, спросил подозрительно:
– Ты чего это?… Губами шевелишь.
– Есть хочу, – сказал я.
– А! Я-то подумал, с головой что или молишься.
– Молюсь, чтоб врач приехал скорее.
Потом пришла сменщица медсестры, судя по голосу, пожилая тетка и сказала, что доктор может сегодня вообще не приехать, потому как принимает роды в дальнем поселке, а дорога разбита и обратно повезут на тракторе. На обед мне опять принесли бульон, и тут Григорьич не выдержал.
– Ладно, будь что будет. На вот, хлебай, – поставил мне тарелку.
– Так домой хочу – кусок в рот не лезет. Ешь, я у дверей постою.
Осилил всего половину порции, больше не влезло: похоже, желудок ссохся за ненадобностью. Отвалился на подушку, «открыл» страницу романа и ничего прочитать не смог, уснул мгновенно. И тут же чьи-то холодные, жестковатые руки оказались у меня на солнечном сплетении. Я инстинктивно оттолкнул их и услышал неприятный голос своего поводыря.
– Лежите, больной! Что такое? Капельницы срывает, термометры выбрасывает!
Вначале почудилось, она снится, потому что все осталось там, в подземельях, откуда меня вывели и, видимо, подбросили на дорогу, где проезжали геологи. Но в следующий миг я уловил знакомый запах вереска и привстал на локтях.
– Это опять ты?
– Молчите! – стальные пальчики до боли надавили мне на сплетение.
– Незнакомым людям следует говорить «вы». Тем более, женщинам.
Я умолк, вдруг подумав, что мог ошибиться, хотя казалось, и эти цепкие руки знакомы.
– Доктор у нас строгий, – подобострастно заметил Григорьич. – А и правильно, я считаю…
– И вы молчите! – бросила она. – Не мешайте!
Еще несколько минут тонкие сильные пальцы до хруста терзали мне грудную клетку, после чего я почувствовал ледяной кружок фонендоскопа на сердце.
– Меня нужно завернуть в горячую шкуру красного быка, – посоветовал я. – Наверное, у меня жила иссохла…
– Прекратите болтать! – словно плеткой стеганула, и я опять услышал голос поводыря, который спутать было трудно.
Потом она так же жестко прощупала суставы на ногах, зачем-то размяла подошвы и чуть пальцы не выкрутила.
– А что у вас с глазами? – как-то мимоходом и возмущенно спросила.
– Ничего. Завязали, сказали, не снимать.
– Кто накладывал?
– Сестра и накладывала, – пояснил дедок. – Зоенька. Должно быть, трахома у него сильная, раз света боится.
– Конъюнктивит, – с важным видом поправил я. – От грязи, наверное…
– От грязи! – передразнил доктор. – Зрение сохранилось? Видите что-нибудь?
– Вижу…
– Ладно, сестра наложит антибиотик, а пока не снимайте повязку. – Она набросила на меня одеяло. – Сан-рейс вызывала, будем отправлять в районную больницу.
Даже уговаривать не пришлось! Я схватил ее руку.
– Спасибо, доктор! Как вас зовут?
Она высвободила узкую и неожиданно мягкую ладонь.
– Не стоит благодарности, странник.
И в тот же момент вышла из палаты, оставив меня в замешательстве, и наблюдательный Григорьич тут же среагировал соответственно.
– Ишь как она тебя! Странник! И верно, кто странствует, тот и странник.
146 
