32 
— Влюбилась, — усмехнулся я.
Аспирин понял, что не сержусь, продолжал:
— Я-то ничего, мне все равно. Просто ты ничего такого не знаешь, а?
— Успокойся, чува-ак, — передразнил я Аспирина. — Я обычный человек, только негр. Может, негры все такие. Ты много сталкеров-негров знаешь?
— Тебя одного, — сказал Аспирин.
— Вот. Постой, что-то они там оживились…
Я внимательно посмотрел на бюреров — ничего особенного, среди мелкоты произошла небольшая драчка. Возможно, в процессе кого-то пристукнули или загрызли, у них это в порядке вещей. Хотя чем они особенно отличаются от людей? Рожи по-страшнее разве что.
Профессор после атаки кабанов и истории с химерой несколько поугас. Видимо, впечатления от увиденного в Зоне превысили некий порог, за которым радость превращается в «когда ж этому конец придет». Более того, Петраков-Доброголовин прилежно чистил свой пистолет, прислонясь спиной к стволу огромного тополя. На шухере стоял Пауль, Соболь же дремал, разумно рассудив, что поспать в тишине и покое никогда не будет лишним.
Кстати, я долго не верил, что химера ушла. Вот и сейчас среагировал на шум в ветвях — но это оказалась всего лишь жирная ворона, возившаяся на суку.
— Вы наверх-то посматривайте, - сказал я на всякий случай. — Помните прыгунчика-погонщика? Лучше перестраховаться.
Профессор тут же боязливо зыркнул в небо.
— Перекусить бы, — осторожно намекнул Аспирин.
— Вы давайте, а мне что-то не хочется. Пойду-ка я разведаю, что там с другой стороны поезда.
— Так и я ж с тобой, чува-ак.
— Незачем там вертеться по двое. Заметят — у нас же больше проблем появится. Я быстро, одна нога там, другая уже тут.
— Вот так сталкер некий ходил-ходил без друзей на разведку, таким и нашли — одна нога в одном месте, другая — в другом, — произнес Соболь, не открывая глаз.
Тем не менее я всё-таки пошел на разведку один. Что-то подсказывало: на железке в лесу все будет в порядке, а лишние люди и лишний шум действительно ни к чему.
Так и получилось: разбросанные вдоль насыпи «жадинки» я обнаружил без труда, потому что видел их — словно жиденькое беловатое марево, а больше ничего и не нашел, кроме совсем старой «мясорубки», уже практически неживой. Из прочего я засек две перевернутые вагонетки, под которыми никто не прятался, и повалившийся в кусты столб линии электропередач. Место, надо полагать, было малопосещаемое. Собственно, потому и бюреры здесь прижились — они никакое соседство не любят.
Пригибаясь, я двинулся вдоль рельсов и вскоре увидел хвост поезда. Железная дорога выгибалась на повороте, и, лежа на шпалах, было очень удобно наблюдать за городком бюреров из-за рельса, практически не боясь быть замеченным. Я извлек бинокль и в этот момент почувствовал, как в левый висок чуть повыше уха уткнулось что-то холодное и железное.
Красивый баритон спросил:
— Иисус или Сатана?
Глава десятая
Смерть Джафара
В тот вечер я мило сидел в неплохом японском ресторанчике и ел жареную камбалу с острой капустой. Японская кухня мне всегда нравилась, за что меня порой дразнили сокурсники — полагали, что чернокожий человек должен поедать исключительно бананы. Одному, особенно назойливому, я пресловутый банан… э-э… впрочем, не станем говорить о всяких гадостях.
В сумке-контейнере под столиком у меня лежал довольно банальный набор артефактов, который мне слили через третьи руки по цепочке связей и который я должен был передать Джафару. И получить, само собой, приятную, но не слишком крупную сумму в денежных знаках, известных как евро.
Я отставил дощечку с пустой сковородочкой из-под камбалы, допил зеленое бамбуковое пиво и сделал знак официантке, чтобы принесла еще. Официантка была, как водится, откуда-то из Средней Азии — говорят, так повелось еще в начале века, когда все эти японские ресторанчики начали массированно открываться, и на работу за отсутствием настоящих японцев брали более-менее похожих на них визуально корейцев и среднеазиатов и даже чуть ли не чукчей.
Джафар появился примерно к середине принесенного бокала.
— Привет, Костя! — сказал он.
Я встал, мы легонько обнялись. Мне никогда не нравился этот ритуал, скорее всего подобные Джафару его придумали, чтобы походя охлопать одежду обнимаемого — не припрятал ли он под ней пистолет или, в более раннем варианте, кинжал.
32 
