108 
— Извини, Агнес, — тихо сказала Эш. — Сусанна не должна была этого делать. Мы никогда не должны превращать того, кто этого не желает.
Агнес не подала признаков, что услышала ее слова, ни делом, ни словом, а просто продолжила.
— А потом началась боль. Это было похоже на то, что меня сжигали и ели живьем одновременно. И кошмары… — она и сейчас содрогнулась от воспоминаний. — Я думала, что умерла и попала в ад.
Эш посмотрела в окно и молча прокляла Сусанну. Тогда не было наркотиков, чтобы облегчить переход, и заставить кого-то, кто не хотел, пройти через это, было просто жестоко.
— А потом я проснулась, найдя свои зубы, погруженными в шею аббатисы, — тихо продолжала Агнес. — И Сусанна была там, говоря успокаивающие слова и бегая пальцами по моим волосам, пока я высасывала жизнь из бедной женщины.
— Она позволила тебе питаться из аббатисы до смерти? — спросила с ужасом Эш.
Это всегда осуждалось, питаться от любой религиозной фигурой, но кормиться от смертного, пока он не умрет просто не разрешалось нигде и никогда.
— Нет, — сказала Агнес на вздохе. — Но я не знала этого в то время. Когда аббатиса начала оседать, я освободила ее, и Сусанна привела мне еще одну монахиню, чтобы покормиться от нее, а потом еще одну. Я не хотела их кусать, но мне было так больно, что я не могла сопротивляться… я думала, что убила их всех, пока мы не уехали, и Сусанна не заверила меня, что нет. — Она потерла зубы друг об друга и добавила, — Я никогда не прощу ее за то, что заставила меня питаться ими. Они были монахинями, моими сестрами, благословенными девственными невестами Божьими.
Эш вздохнула. Из этого всего, она могла сказать, что в то время как сердце Сусанны было в нужном месте, и она только хотела спасти свою сестру, она сделала абсолютно все неправильно.
— Когда я открыла глаза, это было как просыпаться из кошмара в идеальный сон, — тихо сказала Агнес, большая часть гнева ушла из ее голоса.
— Как это? — спросила с любопытством Эш.
— Я чувствовала себя прекрасно, — просто сказала она, а потом добавила, — я снова почувствовала себя сильной и здоровой, и моя кожа была идеальной. Рубцы, которые всегда смущали меня, исчезли. Мои волосы сияли в зеркале, которое Сусанна поставила передо мной, — она слегка улыбнулась от воспоминаний и призналась, — Я даже не возражала, когда Сусанна сказала, что мне придется покинуть монастырь. Она дала мне одно из ее платьев. Оно было немного большим, но самое прекрасное, что я когда-либо носила, и я почувствовала себя в нем красивой. Мы выехали, как только солнце село.
— Следующий месяц был чудесным. Арманд принял меня и заверил, что я всегда буду желанна в его доме, а Сусанна помогала и приглашала всех, кто был достаточно близок, прийти. Она научила меня охотиться и кормиться, и… — Агнес вздохнула. — …я скучала по солнечному свету, но ночь была нашей, и я больше не боялась никуда выходить без защитника. Я чувствовала себя свободной.
— Что случилось? — спросила тихо Эш.
— Приехал Джон, — сказала она, ее улыбка исчезла. — Семья услышала, что я покинула монастырь, и отец послал Джона, чтобы выяснить почему. Арманд в основном обращался с ним. Теперь я понимаю, что он управлял его разумом и успокаивал его, и он довольно хорошо погостил до той ночи, когда он упал с лошади.
— Седрик сказал, что ты изменила Джона, чтобы спасти его.
— Да, — призналась Агнес. — Я не был уверена, что должна. Он был без сознания, и я не могла спросить его, желает ли он этого, но Сусанна продолжала меня подталкивать, чтобы спасти его, как она спасла меня. А Джон всегда был моим любимцем. В конце концов, я сделала это… и все изменилось, — с горечью добавила она.
— Сначала все было в порядке. Он был рад, что остался живым и здоровым, когда проснулся, и мы втроем бегали ночью и смеялись, пока он был там. Но потом он пошел к своей Элизабет. Ему нужна была его Элизабет.
— Его невеста? — спросила Эш. Седрик никогда не упоминал имя женщины. Когда Агнес кивнула, она пробормотала, — Седрик сказал, что она плохо восприняла это.
— Нет, она не приняла это, — согласилась Агнес. — Она отвергла его и сказала кое-какие ужасные вещи. Джон был опустошен. Он был несчастен и неприветлив со всеми, но главным образом со мной. И он продолжал ходить в деревни и выпивать галлоны пива, пытаясь напиться до забвения. Арманд сказал ему, что это больше не работает, но он пробовал… и пробовал… и пробовал, — добавила она горько и покачала головой. — Я знала, что он винил меня в превращении, но он никогда не говорил этого, и я пыталась быть терпеливой и просто ждала, надеясь, что это пройдет. Но месяцы прошли, и ему не стало лучше. Мне казалось, что я хожу по яичной скорлупе, жду его следующей вспышки характера. Арманд пытался подбодрить его, но ничто не работало. Я начала сожалеть, что изменила его, и жалела, что не позволила ему умереть. И затем я начала жалеть, что Сусанна не позволила умереть мне. Тогда он никогда бы не приехал сюда, никогда не ломал бы шею…, я была бы со своим Богом, а он с его Элизабет.
108 
