— Король.
— Подземный?
— Подземный, — Филипп явно издевался, не собираясь отвечать на вопросы прямо.
— Как его найти?
— Никак. Он сам тебя найдет, если понадобится. Только молись, сученыш, чтоб не понадобилось, иначе не спасут ни родня, ни кровь твоя… на кой вы к нам пришли?
— Его настоящее имя?
— Так разве ж он представлялся?
Филипп поднес руку к глазам и разочарованно произнес:
— Не вижу… плывет все… а тебе ничего так, юбки к лицу.
— Ты настолько его боишься, что даже теперь покрываешь?
— Боюсь, — по ладони расползалась чернота, она проступала линиями кровеносных сосудов, вычерчивая причудливую вязь их. И кожа меняла цвет, а из раскрытых пор ее проступал кровавый пот. — И ты бойся, живее будешь…
— Зачем Мясник хотел ее убить?
— Мясник? — Филипп плакал, сам того не замечая, и красные слезы катились по щекам. — Кто говорит о Мяснике, золотой мальчик?
— Но Король…
— Король умер, — он облизал губы. — Да здравствует король…
Филипп закашлялся. Кровь пошла горлом, и он давился, сипел, цеплялся непослушными руками за горло, а пальцы не гнулись.
— Зачем тогда… — Кейрен попытался напоить его, но вода стекала по щекам, смывая неестественно черную кровь. — Зачем тогда…
Из-за двери донесся грохот шагов. И сама она распахнулась, как раз когда Филипп захлебнулся собственной кровью. Тормир по прозвищу Большой молот сделал глубокий вдох.
— Вот значит, как… — он взмахом руки отослал стражу.
— Я не успел его остановить, — Кейрен содрал ненавистный чепец и, задрав юбку, поскреб ноги. — Бесполезно.
Против ожиданий, дядя не рассердился. Сняв со стола лампу, в его руках казавшуюся крохотной, он поднес ее к лицу мертвеца. Заглянул в характерно почерневшие глаза, оттянул верхнюю губу, зачем-то потрогал десны. Руки он вытер о платье Кейрена.
— Может, оно и к лучшему, — сказал Тормир.
Огонек под стеклом плясал на привязи фитиля.
— К лучшему?! — Кейрен был зол, прежде всего на себя. Не предусмотрел.
Не догадался.
А должен был бы.
— От падали избавились.
— А подземный король…
— Забудь.
— Но…
Дядина рука была тяжела. И от затрещины в ушах зазвенело.
— Забудь, — жестче повторил Тормир. — Целее будешь.
— Дядя, неужели и ты боишься?
На всякий случай Кейрен попятился и едва не наступил на подол платья. И наряд этот идиотский ко всему… выглядит клоун клоуном.
— Боюсь, — Тормир по прозвищу Большой молот присел на лавку и, откинув крышку с корзинки для рукоделия, вытащил спицу. — Точнее опасаюсь… в некоторые глубины не стоит соваться, дорогой мой. Как знать, какое чудовище ты там увидишь.
— И значит, отступить?
— А что тебя не устраивает? — дядя вертел спицу в пальцах, и металл опасно поблескивал. — Дело закрыто. Твои бомбисты…
— Ты и вправду веришь, что мертвы все?
— Дорогой племянничек, я еще не в маразме. Я знаю, что нам скинули балласт, но… кто нам мешает принять его и сделать вид, что мы поверили? Сядь. И дверь прикрой, а то мало ли… после этого, — Тормир раздраженно ткнул спицей в мертвеца, — я уже не знаю, к кому можно поворачиваться спиной. Или ты думаешь, что этот был один?
Кейрен мотнул головой.
Один?
Вряд ли, будь он один… и ведь верил во всемогущество подземного короля. Боялся его. Настолько боялся, что предпочел умереть, но не заговорить.
— За ним следили, но вот кто…Боюсь, твоей девчонке придется умереть, — дядя с размаху всадил спицу в печень Фила. — При попытке побега…
Старое кладбище.
Темный камень надгробий и древние вязы, обындевевшие, припорошенные снегом. Следы на белой шали. Полупрозрачная вязь дорожек. Старая трава и алые розы, принесенные кем-то.
Брокк держится за спиной, близко и все-таки далеко, Кэри хотелось бы взять его за руку и, пожалуй, здесь бы он не стал прятаться, но…
Она ведь сама захотела прийти.
И давно следовало бы.
Низкое небо, черные тучи, мягкие, распаханные полумесяцем, который не тает даже днем. Он и сейчас проглядывает, бледный, позолоченный и какой-то ненастоящий. Подделка из золотой фольги на цепочке из поблекших звезд. А солнце спряталось.