— Ее так зовут? Забыл поинтересоваться. В баре Джилли. Или в баре Марио. А какая разница?
Стефан изо всех сил сдерживался.
— Ты еще много чего забыл. Например, заставить ее обо всем забыть. Тебе так неймется, чтобы тебя поймали, Дамон?
Губы Дамона искривились в улыбке, и он содрал с апельсина еще один оранжевый завиток.
— Меня нельзя поймать, братишка, — сказал он.
— И что ты сделаешь, когда за тобой придут? Когда кто-нибудь сообразит — боже праведный, у нас на Виа Торнабуони живет чудище, которое пьет человеческую кровь? Всех поубиваешь? Дождешься, пока они выломают входную дверь, а потом растворишься в темноте?
Дамон с вызовом встретил взгляд брата, на его губах играла все та же ироничная улыбка.
— А чем не вариант? — сказал он.
— Проклятье! — сказал Стефан. — Послушай меня, Дамон. Так продолжаться не может.
— Весьма тронут тем, что ты заботишься о моей безопасности.
— Это нечестно, Дамон. Девушку, которая не хотела…
— Нет, братишка, хотела. Даже не представляешь себе, как она хотела.
— А ты сказал ей, что именно ты собираешься сделать? Ты предупредил ее, что бывает, когда смешаешь свою кровь с кровью вампира? Рассказал о видениях, о ночных кошмарах? Этого она хотела? — Дамон явно не собирался отвечать, и Стефан продолжил: — Ты сам знаешь, что это неправильно.
— Если честно, знаю, — сказав это, Дамон улыбнулся одной из своих коротких нервных улыбок. Она мелькнула и тут же исчезла.
— Но тебе наплевать, — упавшим голосом сказал Стефан, глядя в сторону.
Дамон отбросил апельсин. Его интонации были нежными, бархатными.
— Видишь ли, братишка, мир полон того, что ты считаешь неправильным, — сказал он. — Может быть, лучше расслабиться и перейти на сторону победителя? Так гораздо приятнее, поверь мне на слово.
У Стефана внутри все бурлило от ярости.
— Как ты смеешь? — резко спросил он. — Пример Катрины тебя ничему не научил? Она тоже перешла на сторону победителя.
— Катрина слишком рано умерла, — сказал Дамон. Он опять улыбался, но взгляд его был холодным.
— И теперь ты думаешь только об одном. О мести. — Стефан смотрел на брата и чувствовал, что его грудь сдавливает страшная тяжесть. — О мести и собственных удовольствиях, — прибавил он.
— А разве в мире есть что-нибудь другое? Удовольствия — единственное, что существует на самом деле, братишка. Удовольствия и Сила. А ты по природе такой же охотник, как и я, — сказал Дамон. Потом он добавил: — Впрочем, не припомню, чтобы я звал тебя с собой во Флоренцию. Если тебе тут не нравится, может, поедешь в какое-нибудь другое место?
Тоска, сдавившая грудь Стефана, стала невыносимо острой, но его ответный взгляд был непреклонным.
— Ты сам знаешь, почему я здесь, — тихо сказал он. Дамон опустил глаза, и Стефан наконец испытал чувство мрачного удовлетворения.
В голове Стефана зазвучали слова Елены. Она умирала, ее голос слабел, но Стефан слышал каждое слово. «Вы должны заботиться друг о друге. Стефан, ты обещаешь мне? Обещаешь, что вы будете заботиться друг о друге?» Он пообещал и сдержит свое слово. Сдержит, чего бы это ни стоило.
— Ты знаешь, почему я не уезжаю, — повторил он отвернувшемуся Дамону. — Ты можешь сделать вид, что тебе наплевать. Ты можешь обмануть весь мир. Но я знаю правду.
Милосерднее всего в этот момент было бы оставить Дамона в покое, но Стефан был не в том настроении, чтобы проявлять милосердие.
— И еще о той девушке, которую ты привел. О Рэйчел, — добавил он. — С волосами все в порядке, а вот цвет глаз не тот. У Елены были голубые глаза.
После этих слов он развернулся, собираясь оставить Дамона, чтобы тот побыл один и поразмыслил над его словами — естественно, если Дамон вообще способен разумно мыслить…
Он не успел дойти до двери.
* * *
— Есть! — резко сказала Мередит, глядя на горящую свечу и иголку.
Бонни глубоко вдохнула. Перед ней что-то разворачивалось, какая-то серебряная нить, серебряный канал связи. И она понеслась по нему, не в силах ни остановиться, ни сбавить скорость. «О господи, — думала она, — а что будет, когда я долечу до конца и ударюсь…»
Вспышка в голове Стефана была беззвучной, бесцветной и мощной, как удар грома. Одновременно он почувствовал, что какая-то сила властно тащит его куда-то вперед, и он должен следовать за ней. Это не было похоже на подсознательные импульсы, исходившие от Катрины, когда она заставляла его что-нибудь делать; нет, это был экстрасенсорный крик. Приказ, которого нельзя ослушаться.