25 
Черт возьми, да что с ним такое?! Он почувствовал, что штаны вновь стали невольно выпирать в известном месте. Если бы она в ту минуту повернулась к нему лицом, это непременно бросилось бы ей в глаза. Слава Богу, она, похоже, не испытывала ни малейшего желания смотреть на него. Он слышал о полицейских, которые возбуждаются в минуту опасности, но Дейн никогда не относил себя к их числу. Он не мог понять, что с ним происходит.
Садясь в машину, он вынужден был признаться себе, что ему ни в коем случае не следовало приезжать сюда. По крайней мере без Трэммела. Когда телефонная и бумажная работа, беседы с соседями не принесли никаких результатов, они решили закончить рабочий день, который так неудачно складывался, но Дейн не мог на этом остановиться. Он приехал к банку, где работала Марли и стал ждать ее на автостоянке, а потом поехал следом за ней. Как глупо! Что, если она позвонит лейтенанту и пожалуется на то, что он не дает ей покоя? В принципе, Боннес дал им добро на работу с этой женщиной, но Дейн знал, что шеф сегодня здорово разозлился на них с Трэммелом, и звонок от Марли Кин пришелся бы очень некстати.
Ну, ничего. По крайней мере она дала ему ниточку, которую можно будет проверить. Если патрульный действительно останавливался рядом с ее машиной, которая показалась ему подозрительной, установить этот факт несложно. Дейн знал место и дату, знал, что у патрулей это третья смена.
Проще простого.
Он вернулся к себе в офис и сел на телефон. Примерно через час он уже знал, как зовут интересующего его патрульного. Джим Эван. Шесть лет службы в патрулях. Ветеран.
Дейн позвонил Эвану домой, но на том конце провода трубку никто не снял.
Прождав еще час, в течение которого он сделал еще четыре звонка Эвану, Дейн так ничего и не добился. Сверился с часами. Почти восемь. И жрать охота. Можно было, конечно, встать завтра пораньше и поймать Эвана, вернувшегося с ночной смены, но Дейн не умел ждать. А что? Все равно Эван заступит на службу меньше чем через три часа. За это время можно спокойно поесть, вернуться и переговорить с ним. Что бы Эван ему ни сказал, Дейну, по крайней мере, будет о чем поразмышлять ночью.
Он приехал домой и сделал себе пару сэндвичей. С набитым ртом прослушал оставленные для него и записанные на пленку телефонные сообщения, поймал по телевизору турнирную таблицу начавшегося бейсбольного сезона. Он все еще дулся на «Гигантов Сан-Франциско»и желал победы кому угодно, только не им.
Бейсбол был не способен надолго задержать его внимание. Вскоре мысли Дейна вновь переключились на Марли Кин. Ему вспомнилась бездонная синева ее глаз, в которых было больше теней, чем на кладбище. Он не знал еще, какую игру она ведет, но видел, что ей от этой игры самой не по себе. Всякий раз, когда она начинала вспоминать про тот вечер в пятницу, ей становилось плохо, и Дейну это было четко видно со стороны. Ни одна актриса, сколько бы «Оскаров»у нее ни было, не смогла бы по заказу изобразить ту мертвенную бледность, которая появилась на лице у Марли сегодня утром и днем.
Он припомнил, как дрожали ее хрупкие плечи, и вновь ощутил желание обнять ее, прижать к себе и заверить, что все будет в порядке, все обойдется. Да откуда же это все взялось, черт возьми?! Он не возражал против теории, которая утверждала, что мужчине свойственно сочувствовать женщине, потому что он сильнее. Свойственно заслонять женщину от опасности, которая может угрожать ей. Поддерживать женщину, когда она поднимается или спускается по лестнице, пребывать в постоянной готовности подхватить ее на руки, если высокие каблуки ее туфелек сыграют с ней злую шутку. Выполнять за женщину грязную работу, где это только возможно, — разве это не естественно для мужчины? Когда он был патрульным и приезжал на аварии, то невольно проверял первым делом, нет ли среди пострадавших женщин и детей.
Но, черт возьми, ему еще ни разу не хотелось утешить того, кого он подозревал в убийстве!
Он полицейский, она подозреваемая. И интересовать его она должна исключительно в этом качестве. Все мысли о ней необходимо ограничивать только теми, которые помогут в расследовании дела. Утешающие объятия — это что-то совсем из другой оперы.
Но со своими желаниями он ничего поделать не мог. Черт возьми, ровным счетом ничего! Ему хотелось, чтобы она склонила голову ему на плечо, хотелось провести рукой по ее щеке, шее… Хотелось, чтобы потом рука соскользнула ей на грудь, пробежала по животу, коснулась нежного бугорка у нее между ног…
25 
