126 
Библиотека помещалась в бывшей десятиместной камере, но благодаря вольнонаемной библиотекарше имела уютный и мирный вид. Оштукатуренные стены были закрыты картами страны и плакатами, призывающими к труду и к миру во всем мире. Стеллажи с книгами стояли на некотором удалении друг от друга перпендикулярно боковым стенам. А посередине библиотеки на длинном, сбитом из вагонки столе лежали подшивки газет и журналов. Столик библиотекарши находился рядом со входом в левом углу.
Когда надзиратель ввел Марка в это помещение, библиотекарша встала из-за стола. Марк поздоровался.
— Добрый день, — ответила она. Надзиратель, задержавшись на минутку — он, оказывается, заказывал здесь книгу американского писателя Фенимора Купера, забрал свой заказ, расписался в карточке и кивнул Марку.
— Я там, за дверью почитаю! — сказал он и вышел.
Марк остался наедине с женщиной, и от этого все в нем оцепенело.
Женщину звали Валентина Ефремовна. Ей недавно исполнилось тридцать пять лет. Одета она была в строгий серый костюм: узкая длинная юбка и жакет.
— Мне товарищ Крученый сказал о вас, — приветливо проговорила она. — Вы посмотрите там, на полках, а я пока чаю сделаю. Мне как раз перед вашим приходом чайник кипятку принесли…
Марк, как заколдованный, двинулся к полкам и стал водить глазами по корешкам книг. А сам внимательно прислушивался к шорохам, доносившимся из-за спины, оттуда, где находилась эта приятная невысокая женщина.
Между делом вытащил томик Асеева. Пролистал, натыкаясь на знакомые и ему, и Кузьме стихотворения.
— Ну вот, чай готов, подходите! — прозвучал голосок Валентины Ефремовны.
К чаю библиотекарша вытащила из ящика письменного стола пачку печенья.
Чай был настоящим. Марк жадно прихлебывал из жестяной кружки, обжигаясь и почему-то спеша.
— Товарищ Крученый — хороший человек, — говорила женщина. — Он же заслуженный стеклодув СССР. Тут его многие не любят, а зря. И дома у него не все в порядке — дочечка, Оля ее зовут, болеет постоянно. Я уже говорила ему, чтоб в какой-нибудь южный интернат отправили, и то б лучше было…
Марк слушал не очень внимательно. Щипал обожженный чаем язык. Но в животе было тепло и приятно, и только глаза уже устали любоваться этой домашней симпатичной женщиной. И тогда Марк снял тяжелые очки, положил их на стол и моргнул пару раз, расслабляя веки.
— У вас такое плохое зрение! — с сочувствием сказала Валентина Ефремовна.
— Да, после войны… — Марк тяжело вздохнул.
Валентина Ефремовна понимающе кивнула.
В камеру Марк возвращался с двумя стопками книг. Одну стопку нес сам, а вторую надзиратель. Среди книг была не только поэзия. Воспользовавшись моментом, Марк прихватил из библиотеки и несколько приключенческих романов про шпионов и пограничников, а также избранные речи товарища Тверина.
Уже в камере, забирая от надзирателя вторую стопку, Марк не удержался и радостно улыбнулся. От этой счастливой улыбки даже надзиратель расслабился и, проникшись доверием к своему подопечному, сказал на прощанье: «Вот Фенимор Купер — это писатель! Это как Горький, только про Америку!» И ушел. Рассказав Кузьме про чаепитие в библиотеке, Марк прилег отдохнуть, но отдохнуть не успел. Пришел Юрец с длинноруким стариком. Старик принес сверток, и Марк понял, что сейчас надо будет выступать. Вытащил попугая из клетки, посадил на плечо.
Услышав, как Кузьма читает зэковские баллады, старик открыл рот, и сидевший напротив него Марк ощутил в воздухе что-то неприятное.
За «концерт» старик заплатил хорошеньким куском сала, но минут через пятнадцать после их ухода Юрец вернулся и отрезал от этого куска половину себе.
Солнце уже заползло на нары. Марк, пододвинув клетку с Кузьмой к солнечному лучу, сам тоже устроился поудобнее и раскрыл книгу речей товарища Тверина.
Глава 43
Красный Первомай Краснореченск встречал новыми трудовыми победами. Закончилось строительство второго цеха по производству питьевого спирта. Добрынин и Ваплахов получили по премии и по медали «За доблестный труд». Добрынин на всю премию купил книг, а Ваплахов — облигаций государственного займа.
Утром первого мая они пришли на завод, чтобы влиться в колонну демонстрантов, но неожиданно их вызвал директор Лимонов. Он сообщил народным контролерам, что отныне их место во время всех государственных праздников — на торжественной трибуне. Туда они и отправились.
126 
