131 
Криворотая гостья, которая до того времени вполне индифферентно ковырялась в тарелке – словно выискивая сокровища между пирамидками салатов, встрепенулась и даже, мне показалось, приподняла правое ухо:
– Откуда это?
Хозяин и все мы не сразу поняли, к чему вопрос.
– Это? Ах, стихотворение? Сочинение Эммочки.
– Грешила в юные годы, – басом сказала Эммочка, не помню хоть убейте, как она выглядела, но бас слышу отчетливо. – Было дело.
Вдруг над всеми пролилась туча, до отказа набитая Эммочкиными стихами юных лет. Наверное, Эммочка лепила их ловко и быстро, как моя ба Ксеня фрикадельки, и, пусть не было в ее стихах ни глубины, ни высоты, непостижимым образом они оседали в памяти. Присутствующие выкрикивали с мест отдельные строки, Эммочка благодарно краснела.
Только я и криворотая ничего не выкрикивали – я просто не знала прежде Эммочку с ее творчеством, а у брюнетки была совсем другая причина.
– Я на минутку, – бросила она и вышла.
Вышла и вышла – может, в туалет захотелось человеку. Или нервно покурить на балконе – имеет право!
Стихи, как мороз, крепчали. Следом за Эммочкой народ начал читать кто Бодлера, кто Пастернака. Я сразу вспомнила свою знакомую Агнессу – когда она еще позволяла себе спиртной отдых, то всегда предупреждала окружающих:
– Бойтесь меня пьяную! Сигналом станут стихи: когда вы услышите строчки «Ты совсем, ты совсем снеговая, как ты странно и страшно бледна!», мне больше не наливать!
Мне от стихотворного изобилия всегда делается дурно. У меня был в настойчивых приятелях газетный мужчина – а у него, в свою очередь, была привычка мучить всех своими и чужими стихами, так что люди дергались, как под пытками.
И тогда, в гостях, заслышав очередное «Рубенс, море забвенья, бродилище плоти…» (покарай, Господи, разбогатевшую интеллигенцию!), я вышла следом за криворотой брюнеткой в прихожую, где она натягивала сапоги. После чего, загадочно улыбнувшись, закрыла за собой дверь.
Я думала, что брюнетка ушла восвояси, отравившись чужим успехом, но она всего лишь отправилась за дуэльным оружием. Через полчаса у подъезда взвизгнуло, притормозив, такси – дуэлянтка вернулась. Она шла к месту сражения, прижимая к груди толстую пачку стихов.
Она уезжала домой за стихами – собственного приготовления, а теперь готовилась вывалить их на гостей и посрамить Эммочку.
Я не буду подробно рассказывать о стихах дуэлянтки – достаточно упомянуть, что они были такими же кривыми, как ее рот. Эммочкины «фрикадельки» легко жевались и глотались, а брюнеткины вирши застревали в зубах и очень долго не могли перевариться. Но это была дуэль – настоящая женская битва, в которую Эммочка тоже в конце концов была вынуждена вступить, а потом уползала, раненная сразу и в душу, и в сердце, и в область самолюбия.
Вы верно все поняли, читатель, – я прячусь за воспоминаниями, ищу аналогии, размышляю о том, что было, лишь для того, чтобы не думать о том, что ждет меня завтра.Я сижу в кресле самолета. Кресло вместе с самолетом и мной летит в Венецию. В последний момент П.Н. поддался на уговоры давнего спонсора Мары Михайловны и решил совместить нашу показательную дуэль с важным гастрофестивалем в Виченце. Я почти уверена, что спонсор Кирилл Сергеевич сделал ставку на Еку – очень уж плотоядно поглядывает он на меня из соседнего кресла. Так смотрят на еще не зажаренную, но уже ощипанную, приветливо раскинувшую жирненькие ножки цесарку.
Кирилл Сергеевич недавно похудел, и видно, как он этим отчаянно гордится. Прежде у него были румяные щеки, округлые, как у рубенсовских богинь, бедра и блестящий откормленный загривок. Сейчас – нет. Сейчас – тощие икры в узких джинсах, подростковая мятая рубашечка и лицо в глубоких злых складках. Увы, ошибаются те, кто думает, что худоба – из той же системы понятий, что молодость.
Я откидываю кресло, чтобы не видеть Кирилла Сергеевича, – теперь его заслоняет теплое дружеское плечо Ирак. Плечо укутано в вышитый мягкий палантин. Ирак делает вид, будто спит, но я знаю: она не спит, а в сотый раз прокручивает в голове новую роль секунданта.
Мы с Ирак поехали в Венецию за свой (точнее, за мой) счет – отказались от спонсорских сребреников Кирилла Сергеевича. В конце концов дуэль придумала я, и мне не важно, где будет сделан решающий выстрел. Венеция или, например, Пенчурка – в данном случае значения не имеет.
Ека, Ирак и П.Н. с Аллочкой летят другим рейсом: мы собрались в дорогу так стремительно, что мест в одном самолете обескураженные нашей прытью турагенты сыскать не сумели.
131 
