47 
Странно, что подобные мелочи позволяют людям чувствовать свое превосходство над другими, подумала Грейс.
— Хм.
Грейс склонила голову набок и прислушалась, но промолчала. Если задать вопрос, герцогиня ни за что не расскажет, что привлекло ее внимание.
— В Хауат-Холле случился пожар, — пояснила старуха.
Грейс слабо представляла себе, где это.
— Надеюсь, никто не пострадал.
Герцогиня пробежала глазами еще несколько строк и проговорила:
— Всего лишь лакей. И две горничные. — Она внезапно нахмурилась и добавила: — Погибла собака. Боже, какая жалость.
Грейс не ответила. Обычно она старалась избегать утренних разговоров, пока не выпьет чашку шоколада, что дозволялось ей не раньше семи часов, за завтраком. При мысли о завтраке в животе у нее заурчало. При всей своей нелюбви к тоскливым утренним часам Грейс обожала завтраки. Вот если бы и на ужин подавали копченую рыбу и яйца!
Грейс посмотрела на часы и вздохнула. До завтрака оставалось пятьдесят пять минут. Интересно, мистер Одли уже проснулся?
Вполне возможно. Ранние пташки вроде него никогда не встают за десять минут до завтрака.
Она попыталась представить себе мистера Одли заспанным и помятым.
— Что с вами, мисс Эверсли? — брюзгливо проворчала герцогиня.
Грейс растерянно моргнула.
— Что со мной, мадам?
— Вы только что… пискнули. — В голосе старухи слышалось такое отвращение, словно Грейс совершила что-то в высшей степени непристойное.
— Простите, мадам, — поспешно проговорила Грейс и, опустив глаза, уставилась на сложенные на коленях руки. Ее щеки пылали, это было заметно даже в тусклых утренних лучах. Герцогиня, несмотря на слабое зрение, наверняка углядела ее румянец.
Ох, не следовало ей воображать себе мистера Одли полуодетым. Одному Богу известно, какие еще неприличные звуки способны вызвать подобные мысли.
И все же мистер Одли настоящий красавец. Это бросалось в глаза, даже когда лицо его скрывала полумаска. На его губах всегда играет легкая улыбка. Вряд ли он вообще когда-нибудь хмурится. А его глаза… В первую ночь Грейс не успела как следует их разглядеть, и, наверное, к лучшему. Этот изумрудный цвет невозможно забыть. Никогда прежде Грейс не видела таких глаз. Они сияли намного ярче изумрудов герцогини, ради которых Грейс рисковала жизнью (это было почти правдой, хотя, вспоминая о героическом спасении ожерелья, Грейс всякий раз досадливо морщилась).
— Мисс Эверсли!
Грейс от неожиданности подскочила на стуле.
— Мадам?
Герцогиня пронзила ее недовольным взглядом.
— Вы только что фыркнули.
— Неужели?
— Вы не доверяете моему слуху?
— Вовсе нет, мадам. — Герцогиню выводил из себя даже малейший намек на ее преклонный возраст, она отказывалась признавать, что дряхлеет, а зрение и слух ее уже не так остры, как прежде. Грейс смущенно откашлялась. — Прошу прощения, мадам. Я не заметила. Должно быть, я… э-э… шумно вздохнула.
— Шумно вздохнула? — Герцогиня определенно сочла этот звук не менее предосудительным, чем писк.
Грейс приложила руку к груди.
— Боюсь, у меня немного заложена грудь.
Герцогиня с подозрением воззрилась на чашку, брезгливо раздув ноздри.
— Надеюсь, вы не дышали на мой шоколад.
— Конечно, нет, мадам. Поднос с шоколадом всегда приносят горничные.
Старуха недовольно нахмурилась, давая понять, что тема исчерпана, и снова углубилась в чтение, оставив Грейс наедине с мыслями о мистере Одли.
— Мисс Эверсли!
Грейс вскочила со стула. Сцена все больше начинала напоминать комедию.
— Да, мадам?
— Вы вздохнули.
— В самом деле, мадам?
— Вы собираетесь это отрицать?
— Нет. То есть я не заметила, что вздохнула, но вполне допускаю, что могла это сделать.
Герцогиня раздраженно взмахнула рукой, приказывая Грейс умолкнуть.
— Нынче утром вы невероятно рассеянны.
У Грейс тотчас загорелись глаза. Неужели ей удастся сегодня улизнуть пораньше?
— Сядьте, мисс Эверсли.
Она опустилась на стул. Что ж, не повезло. Герцогиня отложила газету и хмуро поджала губы.
— Расскажите мне о моем внуке.
Щеки Грейс снова запылали.
— Что, простите?
Правая бровь герцогини изогнулась ломаной чертой, приняв форму верхушки зонта от солнца.
— Вы проводили его в спальню прошлым вечером, верно?
47 
