25 
— Что поделаешь, вы мне нравитесь больше.
— Вы хоть когда-нибудь бываете серьезным? — раздраженно проворчала старуха.
И тут что-то вдруг неуловимо изменилось в облике грабителя. Его поза осталась прежней, небрежно-развязной, но Грейс явственно ощутила исходившую от него угрозу. Воздух в карете вдруг словно сгустился, стало трудно дышать. Разбойник — человек опасный, заключила Грейс. Ему удается ловко прикрываться ленивыми позами, очарованием и дерзкой улыбкой. Но у такого, как он, лучше не становиться на пути, это ясно.
— Я всегда серьезен, — ответил грабитель, неотрывно глядя в глаза герцогине. — Советую принять это к сведению.
— Простите, мне очень жаль, — прошептала Грейс. Слова вырвались сами собой, прежде чем она успела их осмыслить. Только сейчас она вдруг осознала весь ужас положения. Раньше Грейс беспокоилась лишь о Томасе, о том, чем может обернуться для него вздорный каприз бабки, однако теперь внезапно поняла, что в этой паутине запутались двое.
Кем бы ни был человек, сидящий теперь в карете со связанными руками, с ним обошлись несправедливо. Возможно, ему и захочется стать одним из Кавендишей с их деньгами и властью. Большинство на его месте не стали бы раздумывать. Но он заслуживал право выбора. Каждому позволено выбирать.
Грейс подняла взгляд на пленника, заставив себя посмотреть ему в лицо. Прежде она всеми силами избегала встречаться с ним глазами, но сейчас собственная трусость показалась ей отвратительной.
Должно быть, разбойник почувствовал ее взгляд, потому что тотчас повернулся. Темная прядь упала ему на лоб, зеленые, болотного оттенка, глаза потеплели.
— Вы действительно нравитесь мне больше, — шепнул он, и Грейс показалось (хотя, возможно, то была всего лишь игра фантазии), что в глубине его глаз мелькнула искорка уважения. Однако в следующий миг чары рассеялись: губы разбойника изогнулись в насмешливой и дерзкой полуулыбке. — Это комплимент, — с глубоким вздохом уточнил он.
У Грейс уже вертелся на языке ответ «Спасибо», само собой, до ужаса нелепый и неуместный, когда разбойник лениво дернул плечом и добавил:
— Впрочем, если подумать, единственное человеческое существо, что понравилось бы мне меньше нашей достопочтенной графини…
— Герцогини! — порычала ее светлость.
Грабитель смерил ее вежливо-высокомерным взглядом и снова повернулся к Грейс.
— Итак, как я уже сказал, меньше ее, — разбойник небрежно кивнул в сторону старухи, не удостоив ее даже взглядом, — мне понравился бы разве что вооруженный до зубов француз. Поэтому, полагаю, комплимент не особенно удачен, и все же, надеюсь, вы поверите в его искренность и не станете судить меня слишком строго.
Грейс старалась сдержать улыбку, но разбойник смотрел на нее с видом заговорщика, как будто все его шутки предназначались лишь ей одной. Между ними словно установилось своего рода негласное сообщничество, что наверняка еще больше разъярило и без того взбешенную герцогиню. Один взгляд в сторону ее светлости подтвердил догадку Грейс: старуха казалась чопорнее и угрюмее обычного.
Грейс снова повернулась к разбойнику, решив, что так будет безопаснее. По всем признакам, герцогиня готовилась вот-вот разразиться очередной гневной тирадой. Судя по спектаклю, разыгранному в замке прошлой ночью, старуха, одержимая мыслью вернуть давно потерянного внука, не стала бы вымещать на нем душившую ее ярость. Нетрудно было догадаться, кто станет ее мишенью.
— Как вас зовут? — спросила Грейс первое, что пришло ей в голову. Этот простой вопрос напрашивался сам собой.
— Вы хотите знать мое имя?
Грейс кивнула.
Пленник повернулся к герцогине, лицо его тотчас приняло недовольное, брюзгливое выражение.
— Забавно, что вы до сих пор не поинтересовались, как меня зовут. — Он укоризненно покачал головой. — Ну и манеры, стыдитесь. Все уважающие себя похитители знают имена своих жертв.
— Я вас не похищаю! — возмутилась герцогиня.
Наступила неловкая тишина, а затем разбойник вкрадчиво, елейным голосом произнес:
— Выходит, связанные за спиной руки — чистое недоразумение?
Компаньонка украдкой покосилась на герцогиню. Старуха не выносила насмешек, предпочитая жалить и язвить сама. Наверняка она оставит за собой последнее слово, решила Грейс. Так и вышло. Ее светлость выдержала назидательную паузу и заговорила напыщенным тоном, холодным, как голубая кровь именитых особ, уверенных в собственном превосходстве:
25 
