Последние отзывы

  37  

– От твоей одежды пахнет дымом, – сказал мне Григорий, когда я, закутавшись в длинный халат, вышла из ванной комнаты, где тщательно смыла все следы и запахи свидания и обмана. Правильно: дымом пахло от моей куртки, шарфа, свитера, джинсов. Свитер и джинсы я засунула в корзину для грязного белья. А вот куртка осталась висеть в передней на вешалке и распространяла запахи моего блуда по квартире.

– Там где-то во дворе, где я упала, листья жгли, наверное…

Чистая, но с нехорошими мыслями, я легла в постель и закрыла глаза. Я не могла понять – как же случилось, что я изменила Григорию? И в то же самое время все, что было у нас с Федором, мне тогда еще не казалось изменой. Было такое чувство, словно я просто переела шоколада. Но ведь шоколад – это несерьезно, это так, баловство, потворство желанию насладиться сладеньким… Получается, что Федор как бы стал моим куском шоколада. Моей сладостью. Чем-то невероятно приятным, сладким – и несерьезным. Но это было, было, было… И я, лежа под одеялом, не посмела открыть глаза, когда вошел Григорий и присел рядом со мной. В какой-то момент мне даже захотелось все ему рассказать. Как близкому человеку. Поделиться тем, как я провела вечер и с кем. Посоветоваться с ним. Возможно, мое отношение к нему постепенно превратилось в платоническое, дружеское – из-за этой невозможности быть любовниками. Или же оно изначально было таковым. Ведь если бы я желала его – сама, возможно, предприняла бы что-то. Была бы с ним нежнее и терпеливее. Но анализировать, почему все вышло именно так, а не иначе, тогда уже не было никакого смысла.

Федор, конечно, говоря о своей любви, умолял меня бросить Григория, сказал, что он продаст свою квартиру и у нас будут деньги, но я не воспринимала его слова всерьез. Возможно, я так устала скитаться по чужим углам и испытывать всякий раз, перебираясь на новое место, очередное унижение, что сама мысль – бросить Григория и отправиться в новое странствие в поисках идеальной любви – была недопустимой. Но и жить во лжи тоже казалось мне тогда недопустимым. Выход был один – забыть раз и навсегда Федора, сходить в церковь, помолиться и попросить у Бога прощения за совершенный мною грех. Быть может, прочти он тогда в моих глазах признаки измены и проблеск любви к другому мужчине, почувствуй он, что теряет меня, – может, все сложилось бы по-другому. Но он ничего не ощущал, кроме уже привычной нежности и заботы. Он обнял меня, спросил, хорошо ли я себя чувствую, не вызвать ли врача или «Скорую». Сказал, что очень испугался за меня, попросил, чтобы я берегла себя. Он так крепко прижался ко мне – словно сильно замерз и искал тепла, – что я чуть не разревелась. И мне стало так стыдно перед ним за то, что я сделала, что я поклялась себе завтра же утром позвонить Федору и попросить его больше никогда в жизни со мной не видеться.

Но утром, когда я готовила завтрак, он первым позвонил мне и сказал, что всю ночь не спал и думает только обо мне. Прямо сегодня он займется продажей квартиры…

Я слушала, взбивая яйца для омлета, и плакала. Я понимала, что лавина начала свое необратимое движение и вряд ли у меня хватит душевных сил что-то изменить и спасти. В душе моей возникла какая-то легкость, желание изменить свою жизнь, предчувствие любви и счастья. Но, с другой стороны, я не представляла себе, как я брошу Гришу. Помимо страсти и любви, существовали не менее сильные чувства, такие, как привязанность, нежность, благодарность, наконец! Я не представляла, как скажу Грише о том, что у меня появился другой. И тем более я не могу солгать, сказав, что просто ухожу от него – в никуда. Он, и без того страдающий от своего сексуального изъяна, воспримет это как мое желание найти более здорового мужчину. Как будто я не могу обойтись без секса! Хотя на самом деле не встреть я Федора, я бы продолжала спокойно жить рядом с Григорием, особенно не мучаясь. Конечно, первое время мне казалось, что вся проблема – во мне, что я не нравлюсь ему, не возбуждаю его и он испытывает ко мне некую исключительную жалость, и поэтому у него ничего не получается. Или так: я настолько некрасива и непривлекательна, что мужчины в принципе меня не желают. Но страсть Федора пробудила во мне ответную страсть. И теперь меня просто неудержимо влекло к этому парню, и я каждую секунду думала о нем, вспоминала все то, что было там, в лесу, на поляне, на разостланном Федором пледе… Получалось, что и с Федором у меня не было сил расстаться, и Григорию я не могла причинить боль. Оставалось вести двойную жизнь, лгать. Для того чтобы Григорий ни о чем не догадался, мне требовалось вести себя очень осторожно…

  37