38 
– Раз так… – задумчиво произнес Дронов. И продолжил: – Тогда было бы неплохо поискать у вас дома точно такие же фотографии – где твой отец вместе с Валерией.
– Думаешь, мама ушла из дома из-за них?
– Посмотрим…
– Да, чуть не забыла. А ведь в «Саламандре» звучит Фаусто Папетти, – сказала Света. – Та же музыка, что я слышала по телефону, когда мне позвонила мама. Вы же слышали саксофон?
– Да нам и так всем понятно, что нужно возвратиться туда и все проверить. Но только Горностаева одного я теперь не отпущу.
Эти слова принадлежали, конечно же, Маше.
Света с Дроновым уехали. Улучив момент, улизнул из штаба и Никитка. Он позвонил из телефона-автомата:
– Серый, у меня тут дельце одно. Я не стал говорить, потому что Машка бы меня не отпустила. Скажи ей, что я скоро вернусь. – И, не дожидаясь ответа, он повесил трубку.
Путь его лежал в «Саламандру». Только на сей раз Никитка вошел в особняк не с парадного хода, где располагалось летнее кафе с зонтиками, а со двора.
Он, повторяя маршрут Горностаева, вошел в темно-вишневую дверь, поднялся по черной от старости лестнице на второй этаж, где все еще светились от солнца окна, и замер на пороге кухни. Там на плите стояла маленькая кастрюлька, в которой варилась… кажется, протухшая рыба. Такой был от нее смрад.
В коридоре раздались шаги, и Никитка спрятался за кухонной дверью, притаился.
Он услышал, как где-то открылась дверь. Из комнаты, расположенной недалеко от кухни, донеслись звуки работающего телевизора. Шли «Новости».
В кухню стремительной походкой вошла Людмила Николаевна. Она была в элегантном костюме, можно сказать – одета, как на праздник. И несмотря на это, она подошла к плите и помешала в кастрюльке суп. Следом буквально через пару минут в кухню вошел высокий красивый мужчина, одетый не менее шикарно.
– Слушай, поскорее бы ты уехал, я уже устала дышать этой гадостью, – как-то миролюбиво, словно дурачась, проворчала она с улыбкой.
– Потерпи еще немного. Осталось, – он посмотрел на часы, – всего каких-то пятнадцать минут.
– Все с собой взял?
– Ты же знаешь, я лечу налегке, с одним скромным портфельчиком. Все куплю там.
– А ты не боишься?
– Нет. Ты же знаешь, как я намаялся здесь, как устал от этой повальной несправедливости. Мне уже сорок пять, а у меня даже нет семьи.
– Теперь ты женишься на финке?
– Посмотрим. В Финляндии много русских женщин. Но главное, что ОН меня там не найдет. Да и не станет искать. Таких, как я, много. Думаю, что эта терапия пошла ему на пользу. А как у вас дела, мадам?
– У меня, как всегда, одни заботы. Но я рада, что Валерия пошла на поправку. Глупейшая история вышла с этими фотографиями. Не понимаю, как Роман мог так опростоволоситься?
– Что с другой пациенткой?
– Переживает тяжелые времена.
– В смысле?
– Ей кажется, что все, что с ней происходит, сон. Она находится в состоянии эйфории и постоянно требует каких-то доказательств реальности. Иногда мне даже приходится щипать ее, представляешь?
– Но в целом все идет нормально? Она довольна?
– Говорю же, она в недоумении… Но потом будет вспоминать обо мне с благодарностью. У нее изменится вся жизнь.
– Хорошо бы у Романа получилось с музеем. Как ты думаешь, Гришка спонсирует его?
– Почему бы и нет? Он не такой дурак, чтобы из-за какого-то недоразумения упустить шанс разбогатеть. Музей, который задумал Роман, – верный источник дохода. Денежки так и потекут в его, то есть в Гришкины, руки. Роман вздохнет с облегчением и уйдет из «Флоры». Представляю, как ему надоело разглаживать морщины старухам…
– Так уж и старухам? Насколько мне известно, в последнее время он делает свои волшебные маски исключительно молоденьким девушкам. Таким, как Валерия. А последняя масочка вообще блеск! Ты бы видела это юное свежее личико… Только зря он ведет себя как ребенок.
– А он и есть ребенок. Так, пойдем отсюда, я не могу уже дышать этой гадостью. В общем, пусть съест похлебку, и можно уже отпустить его.
– Кстати, ты уверен, что после того, как ты улетишь, я буду в безопасности?
– Конечно, уверен! Он не посмеет мстить. Тем более что у меня имеется пленка и фотографии. Я сразу же, если он начнет что-либо предпринимать против тебя, дам им ход. Можешь себе представить, как он будет унижен, если эту пленку кто-нибудь увидит. Так что, сестричка, не переживай. Ну все, мне пора, не провожай меня.
– Ну уж нет, я тебя обязательно провожу. Кто знает, когда еще увидимся?..
38 
