* * *
Осень раскрасила горы во все цвета радуги, покрыла их пестрым нарядом. Окрестности Монсальви сверкали величественным блеском, небо стало ближе к земле, серее, и ласточки уже улетали к югу быстрыми черными стайками. Катрин провожала их взглядом с монастырской башни до их полного изчезновения. Но при каждом пролете птиц над ее головой она чувствовала себя все грустнее и потеряннее. Она завидовала всей душой беззаботным птицам, которые в погоне за солнышком улетали на юг, куда вслед за ними стремилась ее душа.
Каждый день, если погода позволяла, Катрин вместе с Мишелем и Сарой выходила после обеда к южным воротам Монсальви, где монахи и крестьяне начали закладывать фундамент нового монастыря. По совету аббата было решено не восстанавливать старую крепость на том месте, где она находилась раньше, около лесистого холма, а строить у самых ворот Монсальви, таким образом, чтобы замок и деревня могли более успешно защищаться.
Женщины и ребенок проводили долгие часы на стройке, потом шли к дровосекам. Теперь, когда опасность отступила, следовало отвоевать у леса земли, заросшие кустарником и молодыми деревьями, служившими приютом и для семьи Монсальви. Их нужно было обработать и засеять пшеницей и травами.
И вот пришло время, когда буря сдула последние листья с деревьев, а на следующую ночь выпал снег. Тучи низко нависли над землей и, казалось, касались ее своими космами; холодные утренние туманы подолгу не рассеивались. Наступила зима, и Монсальви погрузился в сон. Прекратились работы и на стройке. Все жители предпочитали сидеть дома в тепле. Катрин и Сара поступали так же. Жизнь, отмеряемая монастырским колоколом, стала безнадежно монотонной, и в ней постепенно начала растворяться боль Катрин.
Дни сменяли друг друга, похожие как две капли воды. Они проводили их в углу около очага, наблюдая, как играет Мишель, сидя на одеяле. Земля, покрытая девственным снегом, казалось, никогда не сменит своего наряда. «Будет ли весна когда-нибудь?» – спрашивала себя Катрин.
Уже так давно уехал Готье. С тех пор прошло три месяца, наступил Новый год, но никто не приносил новостей, как будто бы он растворился в этом белом безмолвии. Новый год не принес облегчений. Ее мысль непрерывно возвращалась к тем, кто отсутствовал. Прежде всего к Арно. Добрался ли он до Компостела? Снизошла ли на него небесная милость? А Готье? Разыскал ли он беглецов? Были ли они вместе в эту минуту? Сколько вопросов и все без ответа. Это мучило ее.
«Придет весна, – загадывала Катрин, – и если не будет известий, я тоже поеду. Я отправлюсь на их поиски».
– Если они вернутся, то не ранее весны, – ответила ей Сара однажды, когда она по неосторожности выразила свою мысль вслух. – Кто решится переходить зимой горы, засыпанные снегом? Зима сделала непроходимыми дороги, поставила преграды, которые неспособна преодолеть ни закаленная воля, ни самая упрямая любовь. Тебе надо ждать.
– Ждать, ждать! Всегда ждать! Я устала от этого ожидания. Оно никогда не кончится. Неужели мне на роду написано провести всю жизнь в ожиданиях?
На подобные вопросы Сара предпочитала не отвечать. Убеждать Катрин означало усугублять ее горе. Цыганка не верила в исцеление Арно. Еще никто и никогда не слышал, чтобы проказа выпускала своих избранников из смертельных объятий. Конечно, слава святого Иакова из Компостеля была велика, но христианство Сары перемешалось с язычеством, и она мало верила этой знаменитости. Напротив, она была убеждена, что рано или поздно они получат известие от Готье, что бы с ним ни случилось.
Однажды февральским вечером, когда молодая женщина пришла на свой наблюдательный пункт после долгого периода вынужденного затворничества из-за морозов, ей показалось, что она заметила темную точку на белой дороге, точку, которая увеличивалась на фоне темных елей. Она встала с бьющимся сердцем и неровным дыханием… Да, это был человек, поднимавшийся из долины… Она видела, как развевались полы его широкого манто. Он шел пешком, с трудом, временами поворачиваясь спиной к ветру… Невольно она сделала несколько шагов ему навстречу, потом подошла к опушке леса и разочарованно остановилась. Это не был ни Готье, ни тем более Арно. Человек, которого она теперь хорошо видела, был невысок ростом, худ и очень темен лицом. В какой-то момент она решила, что это Фортюна, но и этой надежде не суждено было сбыться. Путником оказался неизвестный. На нем была зеленая шляпа, надвинутая на лоб, из которой торчало несколько истрепавшихся перьев. Живые, веселые глаза и большой улыбающийся рот приветствовали женщину, стоявшую на краю дороги. Катрин успела обратить внимание на какой-то предмет, торчавший горбом под его плащом.