Капец
115 
И весь двор вслед за Грозным.
И весь город. Уж не знаю, зачем понадобился папе Шарадвану этот балаган, этот фарс "Как брат сестрой стал", - а спрашивать я не рискнул.
Наверное, Опекун велел.
Ладно, любопытство - порок, а мы теперь люди тихие, можно сказать, домохозяины и мудрецы, нам длинный нос не по чину…
Теперь мне было ясно: Брахманы-из-Ларца похожи только на первый взгляд. Когда ничего не видишь, кроме роста и телосложения. Если приглядеться, мигом всплывали различия: лицом Крипа смотрелся на свои тридцать с хвостиком, Дрона же выглядел чуть ли не моим ровесником. Тело сухое, звонкое, будто натянутый лук - моргни, а стрела уже сорвалась, режет воздух! Зато кудри седые, длинные, и в бороде соли поболе, чем перца… много поболе. Вдобавок морщины, складки…
Странно, почему-то раньше, до появления Крипы, я мало задумывался над таким поворотом судьбы. Где ж его трепало, родимого, на каких путях-дорожках? Я представил себе сперва эти дорожки, потом возможные трепки, преследующие сына Жаворонка… а потом понял, что пытаюсь спрятаться от самого себя.
Сунуть голову в ворох прелых листьев и заорать на всю округу:
- Это не я, любезные! Меня тут нету-у-у!..
Уж кому-кому, а Вьясе-Расчленителю, Островитянину Черному, было прекрасно известно: впервые "Песнь Господа" в качестве колыбельной была опробована не на Дроне, а на Крипе. Вот на этом самом, который сперва от претов бежал, а теперь травничек хлебает! Опекун-то мне не сразу признался… далеко не сразу. Дело ясное: стыдно признаваться, когда промашка вышла! Никакого угомону - ребятенок орет благим матом при первых же словах! Едва затянешь - бьется свежепойманной рыбой и горло дерет!
Я б на месте Опекуна тоже не спешил признаваться.
Обидно: бог, светоч Троицы - и мордой в грязь! Это у него не впервые: еще когда мою матушку из водички лепил, вместо одной девчонки девка с парнем вышли. И все прахом: женить Грозного не удалось, я уродом родился, то да се… Так и с Шарадвановыми мальцами: делал-то пацана, брахмана-воина, а вышел брат с сестрой-довеском.
Не оттого ли Дрона под Опекунские колыбельные сопел в две дырки, а Крипа истерики закатывал?,,, Может, и оттого… Что сейчас голову ломать? Это ведь не я, люди добрые! Меня тут нету-у-у!.. Сдохнуть бы, а нельзя - Опекун мигом к себе заберет.
В имение. Навсегда.
* * *
- …Сами боги меня сюда направили! Я ведь тебя и искал, Дрона! Сперва в Шальвапурскую обитель ездил - может, слыхали, где ты… Потом к Мастеру Доспеха Ишвару, потом в земли ядавов - говорили, что тебя близ Матхуры видели! А там смотрю: срок весь вышел, а толку нет! Вот я и решил ехать к Вьясе, умолять вернуться со мной в Город Слона… Вьясу там уважают, пусть упросит дать мне еще полгода!
Последние слова Крипы вывели меня из задумчивости.
Особенно если учесть, как я любил ездить в Хастинапур: смотреть на своих проклятых детей, которые по Закону не мои, смотреть на место своего позора, который, в сущности, тоже был не моим, встречаться с отцом, тем, кого звали Грозным, а меня зачислить к нему в сыновья мог разве что безумец…
- С кем беда, Крипа? - спросил я. - С тобой? С царевичами? И зачем тебе спешно понадобился Дрона?
- С сестричкой моей беда. Ты-то знаешь, мудрый, что она женщина, ты да еще Опекун, да еще отцы наши… и все. Для остальных она - мой брат. Говорил я ей: брось притворяться, объявись как положено! В детстве не послушалась, в юности уперлась, служанок на поприще не подпускала, все сама да сама, а сейчас поздно оказалось! Грозный-то нам обоим чин воинских наставников предложил… оба и согласились. А месяцев семь-восемь назад к моей Крипи один скопец-выродок гоголем подкатился. Дескать, именно таких мужчинок и любит: крепеньких, жилистых, словно кожаный ремень - тянется, мол, не рвется! Услады райские обещал: он в дворцовом антахпуре[46] такие уловки подсмотрел-выучил, что любая баба против него - бревно бесчувственное!
Я обратил внимание, что на скулах Дроны при рассказе о скопце-выродке угрюмо катнулись желваки и лицо Брахмана-из-Ларца потемнело.
Словно о чем-то знакомом слушал, до боли знакомом… до боли.
Я же остался спокоен: зная повадки взрослой Крипи, действительно рожденной женщиной лишь по ошибке, я неплохо представлял себе дальнейшую судьбу среднеполого сластолюбца.
При ее-то норове и внешности можно успешно выдавать себя за мужчину до конца дней.
115 
