и читается легко. 
5 
— Тоже кабыть шелковые, — пробурчала Маня-маленькая.
— Я вся шелковая, — хвастливо объявила Алька и, придерживая руками подол платья, игриво повернулась на высоких каблуках.
— Алька, Алька, бесстыдница! — крикнула из-за занавески Анисья, — Разве так баско?
— А чего не баско-то? Не съедим.
— Нельзя так. Она еще ученица, — сказала Анисья и строго посмотрела на Маню-большую.
— Ученица! Нынешняя ученица — знаем: рукой по парте водит, а ногой парня ищет. Алька! Кого я вчерась видела — огороду с солдатом подпирает?
Алька нахмурилась:
— Ври, вралья! Буду я с солдатом. Я с солдатом-то близко никогда не стаивала.
— Ну, тогда с золотыми полосками. Так?
Против этого Алька возражать не стала.
— Вишь ведь, вишь ведь, — опять зацокала языком Маня-большая, — кровь в ей ходит! А колобашки-то! Колобашки-то! Колом не прошибешь!
— Хватит, хватит, Архиповна. Я отродясь таких речей не люблю.
— И я не люблю, — подала свой голос Маня-маленькая. — У ей все срам на языке. Я тоже девушка.
Тут Алька от смеха повалилась грудью на стол. А у Мани-большой так и запылал левый глаз зеленым угарным огнем — верная примета, что где-то уже подзаправилась.
И поэтому Анисья, не дожидаясь самовара, вынесла закуску — звено докрасна зажаренной трески, поставила на стол четвертинку — поскорее бы только выпроводить такую гостью.
— Пейте, кушайте, гости дорогие.
— Тетка сегодня именинница, — сказала Алька, вытирая слезы.
— Разве? — У Мани-большой от удивления оттянулась нижняя губа. — А чего это брата с невесткой нету?
— Не могут, — ответила Анисья. — Прокопьевна на пекарне ухлопалась — ни ногой, ни рукой пошевелить не может. А сам известно какой — к кровати прирос.
Маня-большая ухмыльнулась.
— Матреха, — закричала она на ухо своей глуховатой подружке, — мы кого сичас видели?
— Где?
— У Прошичей на задворках.
— О-о! Нуто те — Павел Захарович с женой. В гости направились. У Павла сапоги свиркают — при мне о третьем годе покупал, и сама на каблучках, по-городскому… Богатые…
Больше полугода готовилась Анисья к этому празднику. Все, какие деньги заводились за это время, складывала под замок. Сама, можно сказать, на одном чаю сидела. А стол справила — пальцев не хватит на руках все перемены сосчитать.
Три рыбы: щука свежая, речная, хариусы — по фунту каждый, семга; три каши, три киселя; да мясо жирное, да мясо постное — нельзя Павлу жирного есть; да консервы тройные.
И вот сердце загорелось — все выставила. Нате, лопайте! Пускай самые распоследние гости стравят, раз свои побрезговали. Правда, звено красной — три дня мытарила за него на огороде у Игнашки-денежки — она сперва не вынесла. А потом, когда опоясала с горя второй стакан, и семгу бросила на потраву…
Не стесняясь чужих людей, она безутешно плакала, как малый ребенок, потом вскакивала, начинала лихо отплясывать под разнобойное прихлопыванье старушечьих рук, потом опять хваталась за вино и еще пуще рыдала…
Маня-большая, как кавалер, лапала раскрасневшуюся Альку. Та со смехом отпихивала ее от себя, била по рукам и под конец пересела к Мане-маленькой, которая низким, утробным голосом выводила свою любимую «Как в саду при долине…».
Вдруг Анисье показалось — в руках у Альки рюмка.
— Алька, Алька, не смей!
— Тетка, мы траву спрыскиваем. Я траву у Мани-маленькой торгую.
— Траву? — удивилась Анисья. И махнула рукой: а, лешак с вами! Мне-то что.
— Да я не обманываю, Онисья, — с обидой в голосе заговорила Маня-маленькая. — Когда я обманывала? У меня трава-то чистый шелк.
Алька начала трясти ее темную пудовую руку. К ним потянулась Маня-большая.
— Ну-ко, я колону. Может, и мне маленько отколется. Отколется, Матреха?
— Куда от тебя денешься? Выманишь…
Маня-большая, довольная, подмигивая, закурила, а Маня-маленькая опять зарокотала:
— Травка-то у меня хорошая, девка. Надо бы до осени подождать. В травке-то у меня котанушки любят гулять…
— Да твоим котанушкам по выкошенному-то огороду еще лучше гулять, — сказала Алька.
— Нет, не лучше. Травки-то им надо. Они из травки-то птичек выглядывают…
Маня-маленькая тяжко покачала головой и, обливаясь горючими слезами, затрубила на всю избу:
- На мою на могилку,
- Знать, никто не придет.
- Только раннею весною
- Соловей пропоет…
Ее стала утешать Маня-большая:
5 
