и читается легко. 
155 
Она никогда не задумывалась, как глубоко связана с ними, как много они значат для нее. Не думала она и о том, что значит сама для них. И вот теперь, когда они обступили ее, она испытывала боль и тоску расставания, и ей вдруг пришло в голову, что она совершает огромную ошибку, оставляя их и отправляясь туда, откуда семь лет назад так поспешно бежала.
И, когда она шагнула вперед, вся эта толпа колыхнулась ей навстречу. Когда-то она была им чужой, ее считали бесприданницей, не желали повиноваться ей, осуждали, бранили и сплетничали о ней. Еще вчера ее винили во всех бедах Нейуорта. Но сейчас… Кто-то попытался поцеловать край ее платья, кто-то протянул жалкий букет цветов, крестьяне хотели коснуться ее руки.
Отец Мартин отечески поцеловал ее в лоб и благословил. Молли плакала. Шут Паколет бросился ей в ноги и, звеня бубенцами, рыдал, цепляясь за ее юбку, как дитя. Лохматый одноглазый кузнец Торкиль смущенно протянул ей прощальный подарок – чеканную медную застежку для плаща.
Даже вредная Агнес Постоялый Двор с новорожденным на руках шла рядом на нетвердых еще ногах и все повторяла:
– Как же я теперь без вас? Что же я теперь буду делать?
Анна остановилась взглянуть на ее крошечного сына.
– Вылитая Агнес. А вернее – вылитый Гарри Гонд.
– Я назвала его Эрик, – гордо заявила Агнес. – Как звали его отца.
Анна попробовала пошутить:
– Почему же не Оливер? Ты ведь мне все уши прожужжала, что это его сын.
Агнес решительно затрясла головой.
– Нет. Вы только поглядите, какие у него круглые щечки! Нет-нет. Теперь я абсолютно уверена, что его отец – Эрик.
Это был Нейуорт как он есть. Ратник Робин успел ей шепнуть, что люди герцога чересчур кичатся и пусть она поставит их на место. Толстая кухарка по привычке спросила, что приготовить на завтрак. Большой волкодав Филипа, не понимая, отчего спозаранку такой шум, лаял и вертелся у ног Анны, словно неразумный щенок. Откуда-то выскочила Патриция и повисла на шее у Анны.
– Не уезжай! Всеми духами этой земли молю тебя, не уезжай. Ты погибнешь, если уедешь. Там только зло.
Ричард томился. Наконец он взял Анну под руку и стал увлекать к воротам. Они миновали то место, где воины обнаружили тело Филипа, и Анна не могла не остановиться. Она попыталась преклонить колена, но герцог Глостер торопил:
– Ради всего святого… нам пора. Наш отряд невелик, не ровен час, появятся люди Олбэни. Им известно о нашей победе, а с нами ваша дочь, миледи…
За ними последовала целая толпа. Кое-кто вскарабкался на стены. В предрассветном сумраке было видно, как они машут шляпами и платками.
У внешних ворот Анна увидела темную фигуру Оливера Симмела. Она шагнула к нему и положила руки на его плечи.
– До свидания, сэр Оливер. Мой дорогой друг… Я вернусь.
Он вдруг наклонился и поцеловал ее руку. Потом круто повернулся и исчез в толпе.
Ричард был вне себя. Ему не хотелось применять силу, но он видел, что Анна колеблется и уже почти готова остаться. Но в этот миг откуда-то снизу долетел звонкий голосок Кэтрин:
– Мама! Мама! Взгляни скорей, на какой красивой лошади я сижу! Посмотри – вся уздечка в колокольчиках! И они звенят!
Это возымело свое действие. Анна ускорила шаги. Ричард помог ей сесть в седло. Сам же вспрыгнул на белого коня, держа перед собою Кэтрин Майсгрейв. Девочка, в отличие от матери, не оглядывалась назад. Она всегда мечтала о дальних странствиях, но ей редко доводилось покидать замок, так что в это утро Кэтрин была почти счастлива.
Анна попросила Ричарда задержаться у места упокоения ее мужа, дабы она могла помолиться напоследок. Ричард сказал, осаживая себя:
– Миледи, но возьмите же себя в руки наконец. Вы еще не раз посетите эти края. Почему же сейчас вы ведете себя так, словно видите Нейуорт в последний раз? Подумайте, ведь никто не видел вашего сына мертвым. Надо попытаться его разыскать – ведь многое говорит о том, что он мог попасть в плен к шотландцам. И ваша дочь с вами… У вас есть ради кого жить!
Его слова успокоили Анну, и она пришпорила лошадь, пустив ее вслед за конем герцога. Ричард несся впереди навстречу ветру. Кэтрин визжала от удовольствия. Следом серебристой цепочкой тянулся отряд латников, несших знак белого вепря[74] на табарах.
И все же там, где долина делала поворот, сужаясь, Анна не удержалась и остановила лошадь. В низинах еще клубился утренний туман, но небо уже налилось голубизной и зеленые вершины гор озарились солнцем. Нейуорт, словно жемчужина в раковине, лежал еще в сумраке, однако не прошло и нескольких минут, как его башни вспыхнули и зазолотились. Анна замерла на какой-то миг. Здесь она была так счастлива… Здесь оставалась ее душа.
155 
