101 
— Извини, Хантер. Я, честное слово, меньше всего хотела навлечь неприятности на твою голову.
— И тем не менее мне теперь придется ходить в монстрах.
Она рассмеялась:
— И что же ты собираешься сделать для того, чтобы вновь обрести в глазах общественности благопристойное лицо?
— Выяснить, что приключилось с тремя крохами, и вернуть их родителям. Что-то подсказывает мне: они еще живы.
— Хорошо бы, — тихо откликнулась женщина.
На них снизошел покой. Кари лежала в объятиях дорогого ей человека и с любовью прислушивалась к тому, как бьется его сердце. Еще несколько минут назад все в этой маленькой камере пугало ее, сейчас же здесь было тепло и мирно.
— У меня отобрали часы. Сколько сейчас времени?
— Уже поздно.
— Ты с самого начала собирался ко мне прийти, да? Именно поэтому у меня нет ни одного сокамерника?
— Конечно. Не мог же я позволить, чтобы ты одна провела в тюремной камере целую ночь.
— А как ты объяснил цель этого посещения сержанту Гопкинс?
Хантер улыбнулся, и Кари поняла: если он одарил полицейскую матрону такой же улыбкой, то ее вопрос просто неуместен.
— Она — романтическая натура, и я апеллировал к этому ее качеству.
— Не является ли это разновидностью взятки?
— Разве что на уровне чувств.
— По-моему, еще немного — и ты превратишься в продажного блюстителя закона.
— Я уже являюсь таковым. Сама посуди: лежу в камере рядом с арестованной и мечтаю ею овладеть.
Женщина тихо засмеялась и прижалась к нему еще крепче.
— Тебе и вправду этого хочется?
— Прекрати, Кари, не то мы окажемся в еще более дурацком положении. Тебе тепло?
— Да… — вздохнула она. — Лежи, как лежишь, и не двигайся. Все-таки в узких кроватях есть своя прелесть.
— Да. Я, например, ощущаю твою грудь.
— Правда?
— Ага. Кстати, я уже говорил тебе, что у тебя чудесная грудь?
— Да.
— Когда в следующий раз мы займемся любовью, я намерен уделить ей особое внимание.
— Она будет с нетерпением этого ждать.
Рукой, которой Хантер обнимал Кари за талию, он притянул ее к себе еще ближе. Его губы целовали ее волосы.
— Мне так не хватало тебя! Я скучал по твоему телу, ночью протягивал руку и не находил тебя рядом с собой, а по утрам просыпался один. Это было очень тяжело. А помнишь тот день в Брекенридже?
— Я помню их все.
— Нет, тот, когда шел дождь?
— М-м-м, да.
— Честно?
Губы Хантера скользнули по носу Кари и запечатлели поцелуй на ее полуоткрытых губах.
— Что тебе тогда понравилось больше всего?
— Все. Мне нравится, когда мы медленно, без спешки исследуем друг друга руками и губами. Мне нравится запах твоей кожи, волосы у тебя на груди и на животе. Когда я вспоминаю о том, какой ты на вкус, у меня прямо слюнки текут. И еще мне очень нравится чувствовать тебя внутри себя.
Дыхание Хантера обжигало ей ухо. Оно сделалось частым и хриплым.
— А ты внутри — тесная и теплая, — прошептал он.
Эти чуть слышные слова казались некими запретными — и от того еще более сладостными — заклинаниями. Рот Хантера нашел ее губы, и они снова надолго слились в горячем поцелуе. Когда губы их разъединились, мужчина положил голову ей на грудь.
— Спи, — коротко приказал он.
— Ты останешься со мной?
— Да.
— Я люблю тебя.
— А я — тебя.
Их сердца бились в унисон. Через минуту Кари уже спала.
Когда при первых лучах солнца она проснулась, его уже не было, но место, на котором он пролежал с ней всю ночь, было еще теплым.
Внешне адвокат компании Даблью-би-ти-ви Напоминал Дэвида Нивена — с такими же изящными манерами и так же с иголочки одет, вплоть до свежей гвоздики в петлице. Появившись в то утро у двери ее камеры, он обаятельно улыбнулся:
— Доброе утро, миссис Стюарт. — Кари подумалось, что если бы у него была шляпа, он наверняка снял бы ее и с полупоклоном прижал к груди. — Вас отпускают.
Теперь, после ночи, проведенной вместе с Хантером, камера уже не казалась женщине такой зловещей, и все же, как только сержант Гопкинс отперла замок, арестантка выскочила наружу с быстротой резвой девочки.
— Благодарю вас, — выпалила она на одном дыхании. Адвокат взял ее под руку и повел по коридору, однако возле сержантского стола Кари остановилась. — Вы все еще хотите получить мой автограф?
Полицейская дама так и просияла:
— Я боялась снова беспокоить вас по этому поводу. Спасибо, что вспомнили.
101 
