80 
Впереди из темноты выросло высокое здание, окна светились, будто глаза, вырезанные в гигантской тыкве на подоконнике в Хэллоуин. Глаза – окна души, но какая душа у здания? Кто может обитать в таком мрачном месте? Пухленькая (а может, и не пухленькая) черноволосая девчурка, чьи жизненные амбиции укладываются в минутный рекламный ролик пива или сигарет, способная поставить тебя на ноги, когда ты болен, короче говоря, пародия на супружество, взаимопомощь и защиту от невзгод внешнего мира.
Эрик опять вспомнил о Филлиде Аккерман. Эта стервочка способна была привести его жизнь в раз и навсегда заведенное русло. А сравнить ее с Кэт? Филлида столь же привлекательна, чтобы он потерял голову, – и в то же время достаточно непохожа, чтобы вселять элемент новизны. И мы оба понимали это еще тогда, во время разговора в космосе.
Неожиданная мысль посетила его: ведь эта девушка из Пасадены, незнакомого города, в котором он бывал всего пару раз, и не он выбрал ее для себя, а Молинари, стало быть, он сможет уйти от себя, от прежней схемы жизни, в которую все время загонял себя.
Отыскав вход, Эрик достал бумажку с адресом, нашел нужную кнопку среди уймы прочих одинаковых кнопок на большой медной табличке домофона и позвонил с решительностью, которую вдохновил в него Молинари.
Через минуту на экранчике домофона появилось лицо.
– Кто там?
По крошечному изображению трудно было определить, насколько миловидна подошедшая особа, но бархатный голос подкупал. Несмотря на естественное беспокойство одинокой девушки перед неожиданным и незнакомым визитером, в голосе чувствовалась теплота.
– Я от Джино Молинари. Он просил меня заглянуть к вам.
Что он нес, Джино ничего не просил. Опять трусость, опять ложь!
– Вы уверены, что не ошиблись? Ведь мы встречались с Джино лишь раз, и то по случаю.
– Вы разрешите зайти на минутку, мисс Гарибальди? – Эрик назвал ее имя по бумажке.
– Это моя старая фамилия, теперь я Гарри. Патриция Гарри, мой сценический псевдоним.
Замок зажужжал. Эрик толкнул дверь, вошел, вызвал лифт до пятнадцатого этажа. Уже собираясь позвонить, вдруг заметил, что дверь приоткрыта. Патриция Гарри в пестром переднике с двумя уложенными на голове косами встретила его улыбкой. У нее были изящные черты лица, особенно выделялись южные, идеальной формы темные итальянские губы. Лицо ее поражало гармонией, его можно было назвать образцовым. Понятно, почему она попала на телевидение: такие лица производят впечатление на любого зрителя, даже когда появляются в набивших оскомину рекламных роликах. Она была не просто мила или симпатична – она была потрясающе, уникально красива.
– Привет, – весело и непринужденно сказала она. – А вы кто?
– Меня зовут Эрик Арома (какая дурацкая роль – собственного свата!). Я работаю в медицинском штате Генерального Секретаря.
«Точнее, работал, – подумал он. – До сего дня».
– Может, угостите кофе, поговорим? – Слова давались с трудом. – Понимаете, этот разговор крайне важен для меня.
– Какой странный визит, – заметила Патриция. – Впрочем, почему нет? – она развернулась – ее длинная мексиканская юбка прочертила в воздухе цветной цыганский след – и проследовала на кухню.
– Вообще-то я уже поставила чайник. И зачем же мистер Молинари прислал вас?
Неужели она не понимает, что ее внешность сама по себе причина любого визита?
– Видите ли, я проживаю в Калифорнии, в Сан-Диего. Я хирург, мисс Пэт. Ничего, если я буду называть вас так? – Эрик сел за кухонный столик, поставив локти на твердую шероховатую поверхность из красного дерева. – Хирург-трансплантолог.
– Хирург? – переспросила Патриция Гарри, доставая чашки. – Но если вы хирург, то почему не на войне? Сейчас все хирурги работают на военных спутниках или при фронтовых госпиталях, насколько мне известно.
Эрик почувствовал, как земля уходит из-под ног вместе со всеми пятнадцатью этажами, которые отделяли его от нее.
– Не знаю, – пробормотал Эрик.
– Ведь идет война, и вызнаете об этом, тем более если вы из администрации президента, – не оборачиваясь она добавила: – Моего парня покалечило вместе с остальными, риги подстрелили их крейсер. Он сейчас лежит в госпитале.
– Мне нечего вам ответить, – удрученно признал Эрик. – Вы указали на основную ошибку моей жизни: она никогда не имела смысла, который ей следовало иметь.
80 
