100 
– Сделайте что-нибудь! – вскрикнул барон. – Что за глупость!
Бросившись к столу, Пушкин лихорадочно перелистнул сделанные им записи. Твердо и внушительно, как и было предписано, произнес:
– Калаикон тенете паниа…
И едва успел увернуться – словно перерезали невидимую нить, державшую стул под самым потолком, и он с грохотом обрушился на пол, чуть-чуть не задев массивной ножкой плечо Пушкина. Барон на всякий случай отодвинулся подальше, как от живого опасного существа.
Но тут уже подсвечники взмыли над столом, звонко столкнулись, издав пронзительный металлический лязг, свечи рассыпали искры, тени по стенам затеяли вовсе уж сумасшедшую пляску – и оба шандала принялись кружить в воздухе вдоль стен комнаты, отчего освещение ее стало вовсе уж причудливым.
Кресло ожило, поднялось, балансируя на одной ножке, а потом медленно, можно даже сказать величаво поплыло следом за подсвечниками. Комната преображалась – маленькие пейзажи итальянской природы в массивных, скверно вызолоченных рамах сорвались с гвоздей (из-за чего поднялись облачка сухой пыли, выдававшие нерадивость слуг) и тоже пустились в полет под потолком, замысловато переворачиваясь каждая на свой манер. Обитый синим шелком диванчик, на котором только что сидел барон, таких акробатических номеров, правда, не выделывал – он попросту уплыл под потолок и замер там, звучно стукнув спинкой.
Пушкин с бароном, не в силах ни пошевелиться, ни что-то сказать, стояли посреди этого хаоса, а мебель, не вовлеченная еще в движение, тоже понемногу начинала проявлять признаки жизни. Стол, на котором лежали бумаги, подпрыгивал со стуком, похожий на норовистую лошадь, замышляющую особенно коварный курбет, медленно, с протяжным скрипом распахнулись дверцы гардероба в углу, и оттуда, держась невысоко над полом, выплыли их сюртуки, колыхаясь и перемещаясь так, словно были надеты на неких невидимых людях. Один их них двинулся к барону, словно бы распахнув дружеские объятия. Барон шарахнулся, вскрикнув что-то нечленораздельное.
Распахнулась дверь в соседнюю комнату, и показался Руджиери – всклокоченный, полуодетый. Отпрянув от проплывавшего мимо него подсвечника, щедро орошавшего все окружающее расплавленным свечным салом, он прижался к стене и закричал:
– Что творится? У меня вся мебель взбесилась…
Повернув голову в сторону собственной спальни, Пушкин явственно расслышал и там характерные стуки, словно звучно сталкивались между собой деревянные предметы. Раскаленная капля упала ему на шею, и он зашипел от нешуточной боли, растирая ладонью обожженное место. Живо представил в воображении, как эта диковинная эпидемия понемногу распространяется и захватывает весь отель, все этажи и помещения, как оживают кровати, стряхивая на пол спящих постояльцев, как пляшут на кухне причудливым хороводом ножи и кастрюли, как выплескивается это за пределы здания и растекается по улицам Флоренции, вызывая нешуточную панику…
– Сделайте же что-нибудь, – отчаянно завопил барон, уворачиваясь от вальсирующих вокруг него сюртуков.
Пушкин опамятовался. Кинулся к столу, все еще проявлявшему явные поползновения взмыть в воздух, навалился на него грудью, словно осаживал вставшую на дыбы лошадь, схватил листки с собственной расшифровкой, лихорадочно пытаясь прочитать и найти нужные слова. Было слишком темно, и он, задрав голову, бросился вслед за ближайшим подсвечником, кружившим не так уж и высоко над головой, поднял руку с листками, силясь разобрать собственные торопливые каракули.
– Идиоты! – явственно пристукивая зубами, воскликнул Руджиери. – Мальчишки! Неучи! Вы не понимаете, с чем связались…
– Аноранте ента колле! – крикнул Пушкин.
Вокруг загрохотало – это рушились на пол стулья и диван, подсвечники и картины, с того места, где их застало вовремя найденное правильное слово. Сминаясь, упали сюртуки. Свечи в одном подсвечнике погасли, но барон успел ухватить второй и застыл, удерживая его на вытянутой руке, словно пародия на статую великого Бенвенуто.
Распахнулась дверь в переднюю, и на пороге возник Луиджи, без сюртука, в распахнутой мятой рубашке, державший свечу прямо в руке, без подсвечника. На простецкой физиономии славного малого была написана нешуточная растерянность. Впрочем, представшее его взору зрелище могло смутить кого угодно! Вся гостиная пришла в такое состояние, словно здесь долго дрались пьяные матросы: повсюду перевернутые стулья, разбросанные картины, валяется как попало одежда из гардероба, еще поднимается чадный дымок от упавшего на пол шандала…
100 
