11 
— Мавка, мавка, — кивнул Захар. — Разве ж ее с кем перепутаешь? Тихая да ласковая, и в воде не отражается.
— Ты ее видел?
— Сам не узрел, повезло. Но из селения нашего многие встречали… — Он тяжело вздохнул. — В ручье она поселилась, аккурат перед болотом, за коим лес добрый. Ягодники в лесу богатые, дичь, схроны наши, орешник. А по эту сторону токмо бор сухой сосновый. Оттого часто народ за болото ходит. От она и подлавливает, коли парень али мужик один окажется…
— Не боишься про схроны незнакомцу рассказывать? — перебил мужика Олег.
— А чего бояться? — усмехнулся бородач. — Толку тебе от сего знания, коли троп через вязь не ведаешь? Мавка же по сю сторону. Людей караулит, не комаров.
— Что-то больно хищная она у вас, коли не преувеличиваешь, — покачал головой Середин.
— Знамо дело, хищная, — согласился Захар, чуть помолчал и признался: — Томила это, дочка булгаковская. Уродилась не красавицей. Дурнушкой, в общем. А мавки, известно дело, пригожи да ладны, глаз не отвести. На парня запала Томила, красна молодца, на Буню с крайнего двора. Гоголем по селению выступал, всякая норовила на глаз ему попасться. А как он другую пред Велесом женой назвал, Томила тем же вечером пойди и утопись. Чтобы красоту взамен души своей обрести. А как мавкой перекинулась, ко двору новому пошла. Девяти дней с молодухой своей Буня не прожил — заворожила его мавка. С собой увела, да и утопила в омуте у болота. Как всплыл — так и поняли. Но про мавку Томилу тогда еще не догадался никто. Парней пять извела, пока слухи пошли о девке неведомой, что на краю болота появляется. Никакого сладу, парням и мужикам совсем проходу не дает. Хоть и знаем ныне про Томилу, а всё едино, не каждый пред девкой красной устоит, коли доступной покажется. Опять же не завсегда на болоте она сидит. То в лесу Завязьевском пройдется, мужика одинокого сманит, то окрест деревни прогуляется, то на покосах явится.
— Да, мавки морок наводить умеют, — согласился ведун. — И знаешь, что тварь опасная, а всё едино за ней тянешься. Думаешь — поцеловать только, прикоснуться, рядом посидеть. И заметить не успеешь, как силы высосет, а то и в яму бездонную сам за ней влезешь.
— То верно. У меня один из сыновей, мыслю, по вине ее сгинул. Сосед мой, мужик степенный, с гати за ней метнулся, да так и не вытащили. Кузнец наш, Беляй, тоже через нее пропал. Детей трое осталось, жена, хозяйство без присмотра. Старшему там четырнадцать годов всего, прочие и того меньше. Куда им ремесло такое поднять? Оттого ныне и пришлось нам до Ельца обоз снаряжать. Свого мастера нет, а косы править надобно, топоры наладить, кольца для бочек новых и колес справить, пилы развести, упряжь заклепать, подковы к зиме набить…
Что верно то верно — для кузнеца в деревне работы всегда невпроворот. А значит… А значит, для мастеровитого прохожего непременно найдется и кров, и угощение. Никаких расходов — только молотом стучи. Еще и подзаработать чуток получится. Так почему бы не пересидеть в Сураве пару месяцев осенней распутицы, пока на землю не ляжет снег, а реки не скует прочным ледяным панцирем?
— Чего улыбаешься? — недовольно поинтересовался Захар.
— А помнишь, о чем мы с тобой на дороге перемолвились? — спросил Олег. — Человек предполагает, а судьба везет. Не оттого я заплутал, что лешие хитрее меня оказались, а потому, что дело нужное в здешних местах обнаружилось.
— Стало быть, изведешь мавку? — обрадовался мужик.
— Тут дело такое… — издалека начал Олег, взяв с попоны еще огурец. — Мне, Захар, в странствиях своих и припасы покупать приходится, и за кров платить, и лошадей содержать. Оттого ради простой благодарности помогать людям я не могу. Плату за добрые дела просить приходится.
— Так то понятно! — замахал руками бородач. — Ты токмо мавку нашу осади, пока всех мужиков не извела. А с платой мы урядимся, это дело понятное. Лишь бы Томила больше детей наших не трогала, а мы уж ничего не пожалеем, что в загашниках накопили, сговоримся.
— Угу, — согласно кивнул Середин, прихватывая огурчик — отвык он как-то от подобного лакомства. В дорогу ведь обычно то, что посытнее, берут. Мясо, сало, рыбу. А огурец — вода одна. Зато холодная, хрустящая, сочная.
Теперь, определившись со своим будущим на два, а то и на три месяца, он окончательно успокоился по поводу того, куда забрел по незнакомым дорогам. Куда надо было — туда и забрел. Не оставили своим вниманием рожаницы,[2] привели в нужное время к нужному месту. Теперь только самому бы не сплошать.
11 
