236 
– На чьей машине поедем? – быстро спросил он. – На твоей или на моей?
Джин медленно выпрямилась. Профессор Девлин по-прежнему загораживал дверь; его светло-голубые глаза были холодны, как Северное море, а зрачки превратились в две черных точки.
– Это ваши инструменты, профессор? – спросила Джин, чтобы что-нибудь сказать.
– Не Ловелла же!…
Джин судорожно сглотнула.
– Я, пожалуй, пойду?…
– Боюсь, я не могу этого допустить, юная леди.
– Почему?
– Потому что вы наверняка догадались…
– Догадалась о чем? – Она огляделась по сторонам, но все пути к спасению были отрезаны, а под рукой, как назло, не было ничего, что могло бы сойти за оружие.
– Вы знаете, что это я сделал те маленькие гробики. У вас это на лице написано, так что можете не притворяться.
– Девушка из Данфермлина… Она была вашей первой жертвой? Вероятно, вы убили ее сразу после того, как умерла ваша жена?
– Не так. – Девлин поднял палец. – Я прочел о ее исчезновении в газетах, сделал игрушечный гроб и подбросил… Словом, это было что-то вроде мемориальной доски, этакое маленькое memento mori [28]. Потом были и другие… много других. Один Бог знает, что в конце концов с ними стало. – Он сделал шаг в комнату. – Как я уже говорил, моя жена умерла летом семьдесят второго, но понадобилось некоторое время, чтобы боль от моей потери превратилась в нечто другое. – Его губы, блестевшие от испарины, растянулись в улыбке. – Энн… Она не просто умерла. Несколько месяцев она страдала, а потом… потом у нее просто отняли жизнь. Как у нас пишется – «от естественных причин». Ни тебе мотива, ни виноватых… Трупы, которые я вскрывал после того, как ее не стало… В конце концов мне начало хотеться, чтобы они тоже страдали перед смертью. – Девлин сделал еще шаг, остановился возле стола и машинально погладил полированную столешницу. – Не следовало мне упоминать о Ловелле… Я не учел, что профессиональный историк непременно заинтересуется моей теорией и начнет копаться в прошлом, выискивать факты… и проводить параллели с настоящим. Надо же было случиться, чтобы вы… именно вы оказались единственной, кто сумел докопаться до истины. Столько лет… и столько маленьких гробиков, а между тем никто…
Пока он говорил, Джин прилагала поистине титанические усилия, чтобы взять себя в руки. Ей это удалось – во всяком случае, теперь она могла стоять не держась за стол.
– Как же так!… Ведь вы помогали Джону проводить следствие…
– Не помогал, а мешал, моя дорогая. Да и кто на моем месте сумел бы отказаться от подобной возможности? В конце концов, я расследовал свои собственные дела и… и присматривал за тем, как это делают другие.
– Это вы убили Филиппу Бальфур?
Лицо Девлина сморщилось от отвращения.
– Нет, – резко сказал он.
– Но ведь вы оставили гробик в…
– Ничего я не оставлял.
– Значит, прошло уже пять лет с тех пор, как вы в последний раз… – Джин замялась, подыскивая подходящее слово, – с тех пор как вы совершили…
Профессор сделал еще один шаг вперед. На одно безумное мгновение Джин показалось, что она слышит какую-то мелодию. И она не ошиблась. Это был он!… Профессор Девлин как ни в чем не бывало напевал что-то себе под нос!
– Узнаете?… – В уголках его губ блеснули капельки слюны. – «Прекрасная Божья колесница…» Органист играл эту музыку на похоронах Энн. – Он слегка наклонил голову и улыбнулся. – Что бы вы сделали, мисс Берчилл, если бы прекрасная колесница так и не приехала?
Джин резко наклонилась и схватила одну из лежавших в ящичке стамесок. В ту же секунду Девлин схватил ее за волосы и рванул вверх. Джин вскрикнула, продолжая тянуться к оружию. Вот она почувствовала под пальцами холодную деревянную ручку… Кожа на голове горела как в огне, но Девлин дернул снова, и Джин, потеряв равновесие, начала падать. Каким-то чудом ей удалось вонзить стамеску ему в лодыжку, но профессор только поморщился. Джин попыталась нанести еще один удар, но он уже тащил ее к двери. Тогда, оттолкнувшись ногами от пола, она рванулась вперед. Девлин не был к этому готов – сила инерции бросила обоих вперед. Налетев на дверной косяк, они вывалились в коридор. Выронив стамеску, Джин хотела подняться, но когда она уже стояла на четвереньках, ее настиг первый удар. Перед глазами вспыхнули яркие белые огни, а завитушки ковра превратились в шатающиеся вопросительные знаки.
236 
