189 
И наконец, собственная его уязвимость. Одиночество, оскорбленное самолюбие. Сознание, что Мартинссон норовит его обскакать. Робость перед новшествами, которые непрерывно перестраивали его работу и предъявляли особые требования к умению воспринимать перемены и приспосабливаться к ним.
В те вечера на Мариягатан он часто думал, что ему больше не выдержать. Но знал, что должен продолжать. По меньшей мере еще лет десять. Никакого другого выхода у него нет. Он полицейский следователь, практик. Разъезжать по школам с лекциями об опасности наркотиков или учить детсадовских малышей правилам дорожного движения - нет, это не его стихия. Он не сможет существовать в таком мире.
В час дня совещание закончилось, можно передавать дело прокурору. Но под суд никто не пойдет, виновных нет в живых. Правда, на столе у прокурора лежал проект документа, на основании которого будет повторно возбужден процесс против Карла-Эйнара Лундберга.
После совещания, около двух, Анн-Бритт пришла к Валландеру с известием, что Эва Перссон и ее мамаша отозвали свой иск. Комиссар конечно же почувствовал облегчение. Но, по сути, не удивился. Хотя он весьма скептически относился к шведскому правосудию, в данном случае у него не было сомнений, что правда о случившемся в допросной непременно восторжествует.
Они сидели в кабинете, говорили о возможности перейти в контратаку. Анн-Бритт считала, что это необходимо. В первую очередь ради чести мундира. Но Валландер не соглашался. Твердил, что лучше всего тихо похоронить эту историю.
После ухода Анн-Бритт Валландер долго сидел у стола. В голове царила пустота. Потом встал, пошел за кофе.
На пороге кафетерия он столкнулся с Мартинссоном. Все эти дни его одолевала странная нерешительность, совершенно ему несвойственная. Обычно он безбоязненно вторгался прямо в очаг конфликта, однако случившееся между ним и Мартинссоном было сложнее и глубже. Дело шло об утраченной общности, о предательстве, о конце дружбы. И сейчас, встретившись с Мартинссоном, он вдруг понял: время пришло. Откладывать разговор больше нельзя.
- Надо поговорить, - сказал он. - Найдешь время?
- Я ждал тебя.
Они вернулись в комнату для совещаний, которую покинули несколько часов назад. Валландер начал без обиняков:
- Я знаю, ты интригуешь за моей спиной. Болтаешь всякую чепуху. Поставил под сомнение мою способность руководить этим расследованием. Почему ты делал это тайком, вместо того чтобы прийти ко мне, ответить можешь только ты сам. Но у меня, разумеется, есть версия. Ты меня знаешь. Знаешь ход моих умозаключений. И я однозначно толкую твои поступки как обеспечение основы для дальнейшей карьеры, к которой ты стремишься любой ценой.
Ответил Мартинссон спокойно. И явно давно отрепетировал свои слова:
- Я говорю только то, что есть. Ты потерял хватку. Хотя, наверно, меня можно упрекнуть, что я не сказал этого раньше.
- Почему ты не сказал мне самому?
- Я пытался. Но ты не слушаешь.
- Слушаю.
- Тебе кажется, что слушаешь. А это не одно и то же.
- Почему ты сказал Лизе, что на поле я отказался от твоей помощи?
- Она, видимо, неправильно поняла.
Валландер посмотрел на него. Руки чешутся врезать еще разок по физиономии, но он этого не сделает. Ему стало невмоготу. Мартинссона ничем не проймешь. Он свято верит в собственные измышления. Во всяком случае, будет упорно их отстаивать.
- Хочешь сказать что-то еще?
- Нет, - отозвался Валландер. - Сказать мне больше нечего.
Мартинссон повернулся и ушел.
Комиссару казалось, будто вокруг рушатся стены. Мартинссон сделал выбор. Дружбе конец, нет ее больше. И сейчас он с растущим страхом спрашивал себя, а была ли она вообще. Или Мартинссон все время ждал случая нанести удар.
Волны печали накатывались одна за другой. Потом нахлынула злость, вздыбилась огромным валом.
Нет, он не сдастся. И еще не один год будет вести в Истаде самые сложные расследования.
Однако ощущение утраты было сильнее злости. И снова он подумал: как быть? Как все это выдержать?
После разговора с Мартинссоном Валландер поспешил уйти из управления. Мобильник он оставил в кабинете и не сказал Ирене ни куда направляется, ни когда вернется. Сел в машину и выехал на мальмёское шоссе. Через некоторое время свернул на дорогу к Шернсунду. Сам не зная зачем. Наверно, потерять сразу двух друзей ему не по силам. В мыслях он часто возвращался к Эльвире Линдфельдт. Она вошла в его жизнь под фальшивой личиной. В конечном счете, вероятно, была готова убить его. И все же он невольно вспоминал ее такой, какой видел при встречах. Вспоминал женщину, которая сидела напротив него за столом, слушала его рассказы. Женщину со стройными ногами, которая раз-другой скрасила его одиночество.
189 
