ФАНТАСТИКА

ДЕТЕКТИВЫ И БОЕВИКИ

ПРОЗА

ЛЮБОВНЫЕ РОМАНЫ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ

ДЕТСКИЕ КНИГИ

ПОЭЗИЯ, ДРАМАТУРГИЯ

НАУКА, ОБРАЗОВАНИЕ

ДОКУМЕНТАЛЬНОЕ

СПРАВОЧНИКИ

ЮМОР

ДОМ, СЕМЬЯ

РЕЛИГИЯ

ДЕЛОВАЯ ЛИТЕРАТУРА

Последние отзывы

Украденные сердца

Сначала очень понравилась, подумала, что наконец-то нашла захватывающее чтиво! Но после середины как-то затягивать... >>>>>

Несговорчивая невеста

Давно читала, и с удовольствием перечитала >>>>>

Лицо в темноте

Тяжелый, но хороший роман Есть любовь и сильная, но любителей клубнички ждет разочарование >>>>>

Выбор

Интересная книжка, действительно заставляет задуматься о выборе >>>>>




  98  

Для всех обитателей (нынешних и бывших) огромной территории бывшего Советского Союза — и не только для ветеранов той войны, но и для их потомков — эта так просто выводимая истина предстала как трагедия, осознать которую было тяжким испытанием, а для многих и многих — неприемлемым. Легко ли принять как очевидность то, что единственное оправдание жертв, бесчеловечных и кровавых, которыми платил советский народ (в довоенные, военные и послевоенные годы) как бы ради спасения мира от коричневой чумы, — блеф и клубок обманов. Победа в той войне — «великой» и «отечественной» — была единственным моральным оправданием жизни не одного поколения советских людей, основой их самоуважения и патриотизма. Как смириться с очевидностью того, что страшная их жизнь, в сталинскую эпоху в особенности, морального оправдания не имеет никакого и что им можно только стыдиться и каяться, как стыдятся немцы 14 лет гитлеровского режима. Принять эту истину оказалось гораздо труднее, чем отказаться от коммунистической идеологии.

В 1992 году «Ледокол» вышел и в России (АО Издательский дом «Новое время», Москва). В предисловии автор обратился к читателям, своим соотечественникам, с такими словами: «Простите меня.

…Я замахнулся… на единственную святыню, которая у народа осталась, — на память о Войне, о так называемой «великой отечественной войне»…Носить в мозгу такую книгу я долго не мог. Ее НАДО было написать. Но для этого надо было бежать из страны, стать предателем…Страшно было умереть, не написав этой книги, не высказав того, что открылось мне…Ругайте меня. Проклинайте.

— Но — проклиная — попробуйте понять…».

Тираж первого издания был 300 000 экземпляров, но за несколько месяцев пришлось печатать новые тиражи, и было раскуплено более миллиона экземпляров. Виктор Суворов сразу завоевал огромную аудиторию читателей — но и стал объектом гневных нападок со стороны главарей официальной российской исторической науки, начинавших, еще в советские времена, свою профессиональную деятельность как «хранители» мифа о «Великой Отечественной войне», ничуть не затронутого «Перестройкой».

И не только российской исторической науки. На выстроенную Виктором Суворовым логику развития событий Второй мировой войны весь научный мир отреагировал поначалу дружным молчанием, за которым

скрывалось многое. «Основная масса западных исследователей войны и сталинской эпохи просто хранила молчание об исторических проблемах, поднятых Суворовым, — написал позднее профессор Ричард Раак (Калифорнийский государственный университет, Хейворд, США). — Молчание рецензентов перед лицом его потрясающих идей — страшная сказка о добровольном обете молчания, ставшем мерзкой, но эффективной цензурой… Многие историки на Западе, долго писавшие о войне в большем или меньшем соответствии с официальной советской пропагандистской версией о начале войны, часто по наивности не понимали, что делают. Многие годы восточноевропейские архивы были закрыты для независимых исследователей. Но когда они открылись, многие авторы впечатляющего списка работ оказались просто неспособны воспользоваться этими огромными новыми возможностями для исследований. Некоторые мало что понимали в языках открывшихся для них источников. Другие, возможно, оказались в ловушке своих прежних профессиональных публикаций, на которых были построены эффектные академические карьеры…Предстояло потерять многое, начиная с гонораров за учебники-бестселлеры и кончая репутациями»[153].

Отказ рассмотреть и принять новую версию истории Второй мировой войны отличает тот же накал страстей, что когда-то разгорелся вокруг того факта, что Земля оказалась шаром, вращающимся во Вселенной. Вспоминаются и костры инквизиции: когда прятаться за молчанием стало уже невозможно, первые академические собрания, как локальные, так и международные (на которые Виктор Суворов не приглашался), объявляли его теорию неприемлемой, необоснованной и т. д., поскольку автор: 1) «оправдывает и обеляет Гитлера» — хотя на самом деле Виктор Суворов не раз подчеркивал, как письменно, так и устно, что тот факт, что Сталин выходит агрессором, не обращает Гитлера в вегетарианца; 2) «Суворов — предатель, а предателям заведомо внимать не стоит». Позволим себе напомнить о том, что всем нам несказанно повезло, что однажды один советский «предатель» был выслушан — и мир избежал ядерной войны, последствия которой даже и представить себе непросто. Речь идет о «деле Пеньковского» эпохи Хрущева — о полковнике ГРУ Олеге Пеньковском. Родина казнила своего предателя, но мир спасся от гибели; 3) «Виктор Суворов — не профессиональный историк». Да, но он начал свои исследования будучи профессиональным разведчиком, военным аналитиком высокого уровня (а сегодня, хотя бы по уровню и количеству поднятого им материала, упрекать его в «непрофессионализме» просто недобросовестно). Именно на уроках военной стратегии, которые он получил еще в юности в военной школе, Суворов ощутил парадоксы официальной истории «Великой Отечественной войны». На уроке истории в Киевском военном училище слушателям рассказывали, что в мае — начале июня 1941 года на западной границе Советского Союза (к тому времени — непосредственной границы с Третьим рейхом) было сосредоточено большое количество войск, военной техники, аэропортов и т. д. А на следующем уроке (по военной стратегии) преподаватель объяснял, что концентрация войск, военной техники, аэропортов и т. д. у собственных границ обозначает подготовку данного государства к началу агрессивных действий за их пределами.


  98