48 
И, долго не раздумывая, он начал своё путешествие: задом-задом, на попятный двор.
Он наткнулся на гору неподвижных красных раков и забился под них.
Хозяйка украсила блюдо укропом и подала на стол.
Белое блюдо с красными раками и зелёным укропом было красиво. Раки были вкусные. Гости были голодны. Хозяйка была занята. И никто не заметил, как чёрный рак перевалился с блюда на стол и задом-задом подполз под тарелку, задом-задом добрался до самого края стола.
А под столом сидел котёнок и ждал, не перепадёт ли ему что-нибудь с хозяйского стола.
Вдруг — бац! — треснулся перед ним кто-то чёрный, усатый.
Котёнок не знал, что это рак, думал — большой чёрный таракан, — и толкнул его носом.
Рак попятился.
Котёнок тронул его лапкой.
Рак поднял клешню.
Котёнок решил, что с ним дело иметь не стоит, обернулся и мазнул его хвостом.
А рак — хвать! — и зажал ему клешнёй кончик хвоста.
Что тут с котёнком стало! Мяу! — он скакнул на стул. — Мяу! — со стула на стол. — Мяу! — со стола на подоконник. — Мяу! — и выскочил на двор.
— Держи, держи, бешеный! — кричали гости.
Но котёнок вихрем помчал через двор, взлетел на забор, понёсся по саду. В саду был пруд, и котёнок, верно, свалился бы в воду, если б рак не разжал клешни и не отпустил хвоста.
Котёнок повернул назад и галопом поскакал домой.
Пруд был маленький, весь зарос травой и тиной. Жили в нём ленивые хвостатые тритоны, да карасики, да улитки. Житьё у них было скучное — всегда всё одно и то же. Тритоны плавали вверх и вниз, карасики плавали взад-вперед, улитки ползали по траве: один день наверх ползут, другой — вниз спускаются.
Вдруг всплеснула вода и чьё-то чёрное тело, пуская пузыри, опустилось на дно.
Сейчас же все собрались на него поглядеть: приплыли тритоны, прибежали карасики, поползли вниз улитки.
И верно — было на что поглядеть: чёрный был весь в панцире — от кончиков усов до кончика хвоста. Гладкие латы охватывали его грудь и спину. Из-под твёрдого забрала на тоненьких стебельках высовывались два неподвижных глаза. Длинные прямые усы торчали вперёд, как пики. Четыре пары тонких ног были как вилочки, две клешни — как две зубастые пасти.
Никто из прудовых жителей ещё ни разу в жизни не видал рака, и все из любопытства лезли поближе к нему. Рак шевельнулся — все испугались и отодвинулись подальше. Рак поднял переднюю ножку, ухватил вилкой свой глаз, вытянул стебелёк и давай чистить.
Это было так удивительно, что все опять полезли на рака, а один карасик даже наткнулся на его усы.
Рраз! — рак схватил его клешнёй, и глупый карасик разлетелся пополам.
Всполошились карасики, разбежались — кто куда. А голодный рак спокойно принялся за еду.
Сытно зажил рак в пруду. Целыми днями он отдыхал в тине. Ночами бродил, ощупывал усами дно и траву, хватал клешнями тихоходов-улиток.
Тритоны и карасики боялись теперь его и близко не подпускали к себе. Да ему достаточно было и улиток: он съедал, их вместе с домиками, и панцирь его только креп от такой пищи.
Но вода в пруду была гнилая, затхлая. И его по-прежнему тянуло туда, где раки зимуют.
Раз вечером начался дождь. Он лил всю ночь, и к утру вода в пруду поднялась, вышла из берегов. Струя подхватила рака и понесла его прочь из пруда, ткнула в какой-то пень, подхватила опять и бросила в канаву.
Рак обрадовался, расправил широкий хвост, захлопал им по воде и задом-задом, как ползал, поплыл.
Но дождь кончился, канава обмелела — плыть стало неудобно. Рак пополз.
Полз он долго. Днём отдыхал, а ночью снова отправлялся в путь. Первая канава свернула во вторую, вторая — в третью, третья — в четвёртую, а он всё пятился-пятился, полз-полз, — и всё никак не мог никуда приползти, выбраться из ста канав.
На десятый день пути он забрался, голодный, под какую-то корягу и стал ждать, не поползёт ли мимо улитка, не проплывёт ли рыбка или лягушка.
Вот сидит он под корягой и слышит: бултых! Что-то тяжёлое упало с берега в канаву.
И видит рак: плывёт к нему мордастый зверь с усами, с короткими лапами, а ростом с котёнка.
В другое время рак испугался бы, попятился от такого зверюги. Но голод — не тётка. Чем-нибудь надо брюхо набить.
Пропустил рак зверя мимо себя да хвать его клешнёй за толстый волосатый хвост! Думал, отрежет, как ножницами. Да не тут-то было. Зверь — а это была водяная крыса — как рванёт, и легче птички вылетел рак из-под коряги. Метнула крыса хвостом в другую сторону — крак! — и переломилась рачья клешня пополам.
48 
