125 
— Вот было бы счастье, — сказала Луиза, — если бы больше никогда не надо было собирать парламент!
— Всей душой с вами согласен, — ответил Карл. — Но, увы, вскоре придется собирать его снова.
Она придвинулась к нему поближе.
— А для чего, Карл?
— Из-за денег, — ответил он. — Нужны деньги. Стране нужны деньги. Мне лично нужны деньги. Парламент должен собраться и выделить их мне.
— Карл, а если нашлись бы другие возможности пополнить вашу казну… Тогда вы бы все равно думали, что необходимо созывать парламент?
Он поднял брови и улыбнулся ей, но был настороже.
— Если бы я могла пообещать кое-что Людовику… — начала она.
— Уже было достаточно обещаний.
— Да, а голландский брак и то, что вы до сих пор не объявили себя католиком, рассердило Людовика.
Карл беззаботно пожал плечами.
— Первое я сделал, — сказал он, — по настоянию народа. Что касается второго, то его мой народ не потерпит.
— А вы сами, Карл?
— Я человек нерелигиозный. Я не могу подчиняться, знаете ли. Но я полагаю, что католическая вера, конечно, больше подходит дворянину, чем мрачный протестантизм. Но я повторяю своего деда. Англия стоит принципа, как когда-то он говорил о Париже.
— В Дуврском договоре вы обещали провозгласить себя католиком.
— В подходящее время, — быстро ответил Карл.
— И это будет?..
— Когда мой народ согласится принять короля-католика.
— Вы имеете в виду… никогда, пока вы живы?
— Кто знает? Кто знает?
Какое-то время Луиза молчала. Религия всегда будет для Карла вопросом практической целесообразности, каким она была и для его деда, спасшего Францию от несчастья, к которому толкал страну религиозный конфликт. Ей придется забыть о своем большом желании выполнить эту часть своего долга перед Францией. Но она должна постараться укрепить привязанность Карла к своей родине не только для того, чтобы доставить удовольствие французскому королю, но и для того, чтобы упрочить свое положение.
— Если бы у вас были деньги, — продолжала она, — если бы у вас было, скажем, четыре миллиона ливров в течение трех лет, вы бы смогли решить свои проблемы, не созывая парламента?
— Вы полагаете, что Людовик заплатит…
— На условиях, о которых мы можем договориться…
Карл снял с колен свою болонку и простер к Луизе руку.
— Луиза, мой ангел-хранитель, — сказал он, — давайте поговорим об этих условиях.
До созыва следующего парламента Карл должен был ежегодно получать двести тысяч фунтов за соблюдение нейтралитета по отношению к политике Людовика на Европейском континенте. Карл увидел возможность править без парламента, в котором он нуждался в прошлом лишь для выделения денег, необходимых ему для управления страной.
Когда собрался новый парламент, у короля было непроницаемое выражение лица.
Он обратился к лорду-канцлеру с тем, чтобы тот объявил его предложение, и лорд-канцлер заявил, что парламент распускается.
Карл покинул палату лордов, которые были так ошеломлены, что даже не протестовали. Когда он позвал своего камердинера, чтобы тот помог ему переодеться, Карл смеялся.
— Ваше достоинство возросло по сравнению с тем, каким оно было еще четверть часа тому назад, — заметил он. — Лучше иметь одного короля, чем пятьсот.
Чуть погодя он продолжил начатое рассуждение со свойственным ему добрым юмором:
— Ибо, — говорил он, — я буду жить без парламентов, в крайнем случае созывая его лишь для утверждения каких-либо временных законоположений или новых законов для всеобщего блага страны, так как, слава Богу, дела мои теперь в таком прекрасном состоянии, что мне нет необходимости просить мой парламент утвердить мои доходы.
Вот так Карл, ставший подлинным правителем своей страны с помощью субсидий французского короля, решил не созывать парламент до конца своей жизни. И не созывал.
Вскоре он покончил с террором. Шафтсбери был заключен в Тауэр. Отса арестовали за устную клевету. Монмута тоже арестовали, хотя вскоре освободили. Шафтсбери бежал в Голландию. Жизнь постепенно возвращалась в мирное русло.
Глава 10
В доме неподалеку от Уайтхолла сидели за столом, сгрудившись, люди. Они переговаривались шепотом и изредка один из них, тихонько подкравшись к двери, открывал ее резко, но без шума, дабы удостовериться, что за дверью их никто не подслушивает. Во главе стола сидел высокий, красивый молодой человек, чьи глаза горели честолюбием. Монмут был уверен, что еще до конца года он станет королем Англии.
125 
