37 
У въезда в Солорока Милли позвонила Алессо.
– Я всего в паре сотен метров от вас. Можно сделать так, чтобы я попала на прием, но Джанферро не знал об этом?
Последовала пауза.
– Будет сделано, Ваше Величество.
Конечно, большинство присутствующих узнали бы королеву, но кто-то мог принять ее за незваную гостью, что вызовет суматоху и испортит сюрприз. А Миллисенте важна была первая, инстинктивная реакция мужа на ее появление. Даже мимолетная радость во взгляде означала бы, что не все потеряно.
При ее появлении все охранники кланялись – должно быть, Алессо предупредил их.
Миллисента обвела взглядом зал с высоким куполом и белыми стенами, увешанными яркими полотнами мастера, и вдруг увидела Джанферро. В элегантном темном костюме он выглядел очень официальным… и чужим. Все собравшиеся внимательно слушали короля, и даже если бы он неудачно пошутил, подумала Милли, в ответ раздался бы грохот смеха.
Настал решающий момент. Миллисента велела себе не заходить слишком далеко, попытка примирения не должна означать потерю собственного достоинства, иначе ей никогда уже не вернуть уважения мужа. Разлад в королевской семье можно было устранить лишь путем взаимного компромисса.
Посол Испании хвалил Джанферро за то, как трепетно в Мардивино относятся к искусству. Неожиданно шепоток пролетел по залу, и многие обернулись в сторону двери. Король недовольно нахмурился, недоумевая, кто мог отвлечь внимание от его особы. И тут он заметил свою юную супругу.
Ее глаза сияли, на плотно сжатых губах готова была заиграть улыбка радости от встречи с ним.
Гости вновь повернулись к Джанферро, пытаясь угадать его реакцию на внезапное появление Миллисенты. Ведь королевским особам не пристало сваливаться как снег на голову.
Милли приблизилась к мужу и тихо произнесла:
– Ваше Величество.
На ее щеках играл румянец, а опущенные веки скрывали сияние глаз цвета сапфира. И, впервые в жизни нарушив протокол, король наклонился к самому уху жены и прошептал:
– Что ты себе позволяешь?
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
При виде холодного взгляда Джанферро у Милли закружилась голова. Сердце билось так сильно, что, казалось, это слышат все вокруг. Невероятным усилием воли ей удалось сохранить улыбку на губах.
– Ты не рад видеть меня, Джанферро?
– Удивлен, – пробормотал он, дежурно улыбаясь и беря ее под руку.
Его красавице жене, грациозно вплывшей в зал, удалось то, что не получалось больше ни у кого – застать короля врасплох. Джанферро чувствовал себя Самсоном, доверившимся прекрасной женщине и потерявшим свою силу. Разве не обещал он себе тысячу раз, что никогда больше не поддастся на ее хитрые уловки.
– Мы поговорим наедине, дорогая, – сообщил он. – Но сначала мне нужно попрощаться.
Несмотря на мягкость тона, Милли поняла, что это приказ, а недобрый блеск в глазах мужа заставил ее насторожиться.
– Что я должна делать?
В ту же секунду рядом возник Алессо. Король что-то быстро и с негодованием проговорил ему по-итальянски, после чего повернулся к жене.
– Поезжай с Алессо и жди меня, – велел он Миллисенте, без труда перейдя на английский, и пояснил ледяным тоном: – Если соблюдать все формальности протокола, ситуация еще больше осложнится. По крайней мере, теперь испанский посол точно будет знать, что в нашей семье кризис.
Неужели все так плохо? – спрашивала себя Милли, выходя вслед за королевским помощником из зала и улыбаясь людям, которые кланялись ей. Похоже, к тому моменту, когда они с Джанферро останутся наедине, придворные юристы уже подготовят официальные бумаги на развод.
В коридоре она заметила печальное выражение лица Алессо.
– Я втянула вас в неприятности?
– Король не доволен.
Милли закусила губу.
– Я очень сожалею, Алессо.
Тот покачал головой.
– Ничего. Просто мне больно видеть короля таким расстроенным. Он не может управлять страной, имея столько собственных проблем.
– Как он жил без меня? – осторожно спросила Милли.
– Ему было тоскливо.
– Есть ли какое-то неприметное место, куда можно поехать?
– Да, все уже устроено. У супругов Качьяторе есть дом на побережье. Король отвезет вас туда. Там никого нет, и…
Но в эту минуту сам Джанферро вышел в сопровождении дипломатов и слуг. В его взгляде на Милли промелькнуло едва уловимое раздражение, которое лишь усиливала внезапная волна возбуждения, прошедшая по телу. Нет, все-таки без женщин жизнь гораздо проще, с досадой подумал король.
37 
