Капец
121 
Я потерлась носом о щенят.
– Иногда нужно просто похоронить свою мать и двигаться дальше, жить своей жизнью, самой попытаться стать хорошей матерью. – Я поцеловала щенят в головы и положила тело их матери в могилу.
– Прощай, собачка, – прошептала я, бросая первую горсть земли. – Я прощаюсь с тобой. – Еще горсть. – Мои мама и бабушка прощаются с тобой. – Еще горсть. – И главное, твои маленькие девочки тоже прощаются с тобой.
Две горсти. Я поднялась, вздрагивая от холода январской ночи. Засыпала могилу остатками земли, утрамбовала ногой, нашла камни, сложила из них холмик и отошла на шаг. Щенки жались к моим ногам.
– Я сделаю ей надгробие, – пообещала я им. – Но я не знаю ее имени. Тутс не знает, никто из соседей не смог сказать, а спрашивать у Френка Ханнелла я не буду. Мы придумаем, какое имя здесь написать, хорошо? Что-то лучшее, чем «Маленькая мисс Шелтис». А еще я не знаю ваших имен. Я Кэти. Кэти Дин. А вы?
Но они, конечно же, просто посмотрели на меня и ничего не сказали.
– Будь я Альбертой, я назвала бы вас Тельма и Луиза.
Никакой реакции.
– Будь я Дельтой, я назвала бы вас Бисквит и Подливка.
Нет ответа.
– Будь я прежней, вас бы звали Вера Вонг и Коко Шанель.
Нет ответа.
– Но я больше не знаю, кто я. – Я закрыла глаза. – Мама? Бабушка Нэтти? Мама этих щенят? Вы не могли бы помочь мне назвать этих девочек? Скажите мне, кто я и кто они.
Нет ответа.
– Ладно, над именами подумаем позже. Может, вы сами поймете, кто вы, девочки. – Я вскинула лопату на плечо и снова посмотрела на могилу. Щенки бегали вокруг нее, нюхали камни, трогали любопытными лапами. Я щелкнула языком, и щенки подбежали ко мне.
– Сегодня мы с вами сами по себе. Пойдем домой.
Они завиляли хвостами. Хороший знак. Мы стали семьей.
Вглядываясь в тени, пробираясь через лес, мы вернулись в дом. По пути я думала о Томасе и смерти.
Томас
Водка, как и большинство веществ, изменяющих сознание, – в их числе еда и секс – это многослойное искушение, джинн-соблазнитель в бутылке здравого смысла. Джинна нужно выпускать осторожно, тщательно выбирать желания, и все будет хорошо. Но стоит повернуться к нему спиной, ослабить поводок, и джинн затащит вас в свою бутылку и прикует цепями к полу. И там, друг мой, тебя найдет тобой же созданный ад.
Я гордился тем, что контролирую джинна водки. Я знал, как часами оставаться оглушенным, как держать эффект чуть выше отметки «ступор», но ниже отметки «боль». Даже в ту ночь, решив уйти из Кроссроадс и умереть, я держал джинна на цепи. Собирал холщовый мешок аккуратно и медленно, каждый час или около того останавливаясь, чтобы выпить еще и перечитать письмо Шерил. На горы опустилась холодная ночь, я разжег камин, застелил постель, поел тушенки с крекерами. Я был спокоен, уверен, я ничего не чувствовал. Я не хотел думать о письме – в перерывах между чтением – и не хотел думать о том, что желал смерти Этану и не рожденному еще малышу. И я не хотел думать о Кэти.
Если мне удастся сейчас исчезнуть с ее пути, она сможет потом говорить людям, что я был лишь проходным моментом, временным помощником, пока она училась жить заново.
А еще Дельта. Она никогда не простит меня, но Дельта отлично справляется с печалями, так что с ней все будет хорошо.
Мой брат. Джон. Он тоже никогда не простит меня, но он не удивится. Он давно знал, что к этому все идет. Я отправлю е-мейл. Джон прочитает и все поймет. Он справится с моей смертью. У него есть жена и любящие дети, ради которых он будет жить. Он семейный человек. В отличие от меня.
Я поставил мешок на сиденье грузовика. Положил сверху свой пистолет. Энфилд № 2 Mk 1, рабочая лошадка, тридцать восьмой калибр, британец. Стандартное оружие Второй мировой войны. Я купил его у старого японского бизнесмена на какой-то Новый год. Прежний владелец сказал только: «Он перешел ко мне по наследству от семьи, которая уважала его смелость». Я так и не понял, была ли это семья убитого из револьвера или солдата, который из него стрелял.
Этот пистолет видел многое на войне, его не шокирует мое отчаянье мирного времени. Для этого пистолета я всего лишь очередное звено в цепи владельцев. И хорошо. Я вошел в хижину, не дрожа от ветра, хоть и забыл о куртке. Над Хог-Бэк поднималась белая холодная луна, заливая серебряным светом меня, высокий луг и мой незаконченный виноградник имени Френка Ллойда Райта.
121 
