72 
Он слишком припозднился с женитьбой на подходящей женщине и произведением на свет любимых сыновей; точно так же и Дездемона в свои тридцать шесть лет уже не была юной простушкой. В настоящее время детектив буквально купался в семейной жизни, насколько позволяла ему столь ответственная работа, и его наслаждение увеличивалось, потому что Дездемона, редчайшая из жен, понимала его чувство долга по отношению к работе. Он чувствовал, что не должен обделять вниманием ни семью, ни работу, и в итоге разрывался на части. Сама будучи профессионалом, Дездемона приняла на себя основную тяжесть домашнего быта, словно бы никогда не заправляла научно-исследовательским институтом, и Кармайн знал, что это несправедливо по отношению к ней. Порой целыми днями, если он бывал занят или в отлучке, она не слышала ничего, кроме детского лепета. Такое любого вгонит в депрессию! Быть может, ее срыв был проявлением обиды, в которой она даже самой себе не могла признаться?
А сейчас, когда Кармайн скучал по ней, Джулиану и Алексу и по ее великолепной стряпне, судьба, похоже, «наградила» его психом-мотоциклистом. Преступником, который, очевидно, является в городе новичком. Непременно новичком! Такие люди, как и все прочие, подобны фруктам: должен пройти процесс роста и созревания, прежде чем фрукт достигнет кондиции. Будь этот психопат из Холломана, то уже как-то бы заявил о себе и был замечен.
– Что, если ты, – послышался голос снизу, – сделаешь себе еще один бурбон и позволишь мне стащить часть твоей газеты? А потом я мог бы угостить тебя пиццей.
Фернандо Васкес, который тоже жил на прибрежной полосе, в нескольких домах от Кармайна, стоял под террасой в джинсах и клетчатой рубашке.
– Это можно устроить, – сказал Кармайн, – при условии, что ты не потребуешь спортивный раздел. Не знал, что ты тоже холостуешь.
– Соледад повезла детей в Пуэрто-Рико. Я так одурел сидеть в одиночестве, что готов плеваться змеиным ядом. – Он поднялся по ступенькам. – Можешь дать мне любую часть газеты, мне все равно.
– Не будь мой ночной визитер таким застенчивым, нас могло бы быть трое, но, познакомившись с моими животными, он растворился в темноте. Фрэнки бегает его приветствовать, но сам я его не вижу.
– Ты имеешь в виду Хэнка Джонса, художника?
– Да, он рисует здешний ночной вид.
Кармайн вошел в дом, чтобы сделать вторую порцию напитка, и Фернандо последовал за ним. Затем, каждый довольный появлением компаньона, мужчины с удовольствием провели на террасе остаток дня, пока темнота не загнала их в дом.
Понедельник, 18 августа 1969 года
Комиссар Джон Сильвестри созвал деловую встречу за завтраком в своем орлином гнезде. Этот большой кабинет располагался на верхнем этаже башни, которой архитектор намеревался придать некоторую индивидуальность на фоне бюрократических построек конца 50-х. По мнению большинства людей, надежды эти не оправдались, но результат позволял Джону Сильвестри взирать свысока на своих собратьев-госслужащих.
Компания собралась скудноватая, ввиду отсутствия двух человек: Базз Дженовезе был в отпуске, а Тони Черутти – в командировке. Оставались Кармайн, Эйб, Лиам, Донни и Делия. Не присутствовали ни Гус Феннелл, ни Пол Бахман, ни новый художник. То, что никто не высказал никаких возражений против этого семичасового вызова, объяснялось, в частности, должностью Сильвестри, но далеко не только этим, а, например, едой и кофе. Нигде не подавали более свежих пончиков, бубликов и слоеных пирожных, а свежезаваренный кофе был отменнейшим.
Кроме того, Сильвестри был превосходным боссом. Хотя он носил бледно-голубую ленту Медали Почета за солдатские подвиги во время Второй мировой войны, он оказался прирожденным копом-управленцем, который только однажды стрелял из личного оружия при исполнении служебных обязанностей. Причем – с убедительным результатом, доказав таким образом, что его глаз не утратил способности видеть скрытую цель и всадить в нее пулю. С фамилией Сильвестри по крови он был в основном Черутти, что делало его генетически связанным более чем с половиной личного состава Полицейского управления Холломана, включая Кармайна Дельмонико и нескольких других детективов. Делия Карстерс, англичанка из Оксфорда, также являлась его племянницей; ее мать была сестрой Сильвестри, которая наивно понадеялась, что сможет убежать от своих полицейских корней, выйдя замуж за филолога в области староанглийского языка из другой страны. И где же теперь был ее единственный ребенок? В должности копа, рядом с дядей Джоном!
72 
