49 
Хотелось бы мне принадлежать к числу тех, кто способен равнодушно воспринимать замечания в свой адрес и в адрес тех, кто мне нравится.
А Томми вызывал столько разговоров по поводу своих необычных галстуков и таких же экстравагантных костюмов. К тому же, как выяснилось, у него такой чудовищный американский акцент.
Увидев Томми, я первым делом подумала: до чего же не по-английски он выглядит! А он вопреки всем моим ожиданиям узнал меня с первого взгляда.
— Привет, Максина! Ты все такая же, ни чуточки не изменилась, — сказал он.
Какое разочарование! Я так старалась: все было продумано в деталях, я тщательно оделась, покрасила ресницы и губы — и все оказалось напрасным.
На Томми были непомерно широкий дорожный плащ и черная шляпа с гигантскими полями. Ни Гарри, ни Алек, ни любой другой известный мне мужчина так никогда бы не оделись. Если бы в тот миг кто-нибудь из знакомых зашел в «Кларидж», обязательно бы сказал:
— Что это за странный тип разговаривает с Максиной?
Знаю, конечно, все это ужасно глупо, и, когда речь идет о дружбе, стиль одежды не принимается в расчет.
И тем не менее у меня возникло чувство неловкости за Томми, хотя я была безумно рада видеть его и чуть было не бросилась ему на шею. Но не сделала этого, поскольку решила выглядеть взрослой и изысканной дамой.
Он крепко пожал мне руку, и мы отправились выпить коктейль. По дороге мы разговорились. Я только теперь понимаю, до чего мало знаю о жизни Томми — только что он художник и что Тельма — его сестра.
Хотя я и собиралась рассказать Томми обо всем, что происходило в моей жизни, и сделать его чем-то вроде отца-исповедника, теперь, встретившись, почему-то не захотела.
Смешно, но с самого начала нашей встречи я поняла, что Томми вовсе не влюблен в меня. И это меня нисколько не расстроило! Он наговорил мне кучу комплиментов, а я спросила, как насчет типа моей внешности?
Он усмехнулся и сказал:
— Я подумаю и сообщу тебе через день-другой.
Я вижу, что он искренне считает, что я совсем не изменилась, разве что стала пользоваться косметикой. Да и мне он кажется все таким же скрытным и немногословным, как тогда, в Париже. И хотя мы последние несколько дней провели вместе, не скажу, что сумела узнать его хоть чуточку лучше.
Большинство моих друзей произвели на него самое ужасное впечатление, и это очень печально. Мона тоже не понравилась. Я-то думала, они прекрасно поладят. Полюбопытствовав, почему она не пришлась ему по душе, я услышала:
— Когда я хочу, чтобы передо мной кто-то позировал, то плачу за это деньги.
Тетушка Дороти невысокого о нем мнения — могу с уверенностью утверждать. Внешне это никак не выражается — она одинаково любезна со всеми молодыми людьми. Но я знаю — ее ошеломляют его одежда и американское произношение. В Париже я вообще не замечала акцента Томми, а теперь мне он кажется просто вопиющим. Наверно, из-за того, что я постоянно нахожусь в исключительно английской среде.
Томми обедал у нас вчера вечером, после чего мы отправились на вечеринку. Нас, конечно, взяла тетушка Дороти. В самый разгар веселья он шепнул мне на ухо:
— Я не в силах все это терпеть, Максина. Позвоню тебе утром.
И ушел, прежде чем я успела возразить что-нибудь.
По-моему, это не очень вежливо с его стороны, ведь я так старалась развлечь его и познакомить со всеми своими друзьями. В итоге получилось, что в нашей компании недостает мужчины, а это уже непростительно.
Впрочем, нет худа без добра, и теперь я знаю, что ошиблась, думая, будто в один прекрасный день смогу выйти за Томми замуж.
* * *
Вчера утром я довольно поздно вернулась с верховой прогулки.
День выдался чудесный, и я не торопилась вернуться домой, хоть и помнила о назначенной встрече с Томми. Думаю, с ним ничего не случится, если он немного подождет.
Не хочу показаться чересчур самолюбивой, но мне кажется, что Томми обращается со мной весьма небрежно, учитывая, до чего милы и внимательны ко мне окружающие.
Он привык все делать по-своему, исходя из собственных интересов; ему ничего не стоит не выполнить обещанного. Как-то раз я целый день прождала его телефонного звонка. Он позвонил лишь к вечеру.
— Где ты пропадал? — спросила я.
— А, городом любовался, — говорит он. — Утром встал, пошел в доки и целый день проторчал там, делая наброски.
Я пришла в бешенство: ведь ему ничего не стоило позвонить. Должен же где-нибудь в доках быть телефон.
49 
